Рэй Брэдбери - Марсианские хроники. Полное издание [litres]

Опираясь на Смита, он проковылял через пещеру и остановился над простертым телом.

– Посмотри, кажется, будто она просто спит, – сказал Смит. – Но она мертва, безнадежно мертва. Разве она не прекрасна?

Она точь-в-точь похожа на Анну, потрясенно понял Дрю. Анна спит на песке и сейчас проснется, откроет глаза, улыбнется и поздоровается с ним.

– Вылитая Маргерит, – сказал Смит.

Дрю скривил губы.

– Маргерит? – Он замялся, не зная, что сказать. – Д-да. Да. Пожалуй, что похожа. – Он покачал головой. – Все дело в том, как посмотреть. Я вот подумал…

– Что?

– Неважно. Пусть лежит себе. Оставим ее здесь. Нам нужно поторапливаться обратно на корабль.

– Я все гадаю: кем она была?

– Этого мы никогда не узнаем. Возможно, принцессой. Или стенографисткой в каком-то древнем городе, или танцовщицей. Пойдем, Смит.

Они шли медленно, Дрю кое-как брел, превозмогая боль, но все же добрались до ракеты за полчаса.

– Ну не дураки ли мы? Перворазрядные дураки!

Громыхнув, захлопнулась дверь ракеты.

Ракета выбросила фонтаны алого и голубого пламени.

Под нею бушевал вихрем и разлетался во все стороны обожженный песок. Взбудораженный воздух впервые за десять тысяч лет потревожил цепочку следов. Когда огненный ветер улегся, следов уже не было.

1949 г.

Очи их горели, из ртов вырывались языки пламени. Ведьмы, склонившись над котлом, проверяли варево то палками, то костлявыми пальцами.

Пьяно кружась по берегу высохшего моря, они сотрясали воздух жуткими проклятиями и пронзали темноту злобным блеском кошачьих зрачков.

Они замерли и огляделись.

Из месива, похожего на патоку, они зелеными пальцами стали ваять человеческую фигурку.

Ведьмы склонились над шаром; их лица подсветило белым.

– Взглянем, взглянем, да, да, да…

Ракета летела с Земли на Марс. Члены экипажа умирали один за другим.

Капитан устало поднял голову:

– Придется дать ему морфий.

– Но, сэр…

– Сам видишь, в каком он состоянии.

Капитан откинул шерстяное одеяло. Человек под насквозь пропотевшей простыней заворочался и застонал. Резко пахнуло серой.

– Я видел… видел ее.

Человек открыл глаза и уставился в иллюминатор, за которым в черной пустоте сияли звездные росчерки, виднелась далекая Земля и вырастал красный шар Марса.

– Я видел ее – летучую мышь, огромную, с человечьим лицом, распластавшуюся на переднем иллюминаторе. Эти крылья… Они бьют, бьют, бьют!..

– Пульс? – спросил капитан.

– Сто тридцать, – рапортовал медбрат.

– Долго он так не протянет. Коли морфий. Смит, за мной!

Они ушли. Внезапно на полу вместо плитки возникли кости и белые вопящие черепа. Капитан не стал опускать глаза.

– Перси здесь? – спросил он, перекрикивая вопли, и указал на шлюз.

Над телом склонился хирург в кипенно-белом халате.

– Ничего не понимаю.

– От чего он умер?

– Не могу сказать, сэр. Не сердце, не мозг и не шок. Перси просто упал и умер.

Капитан взял врача за запястье. Рука превратилась в змею, зашипела и укусила его. Капитан даже бровью не повел.

– Берегите себя. У вас тоже пульс зашкаливает.

Хирург кивнул:

– Перед смертью Перси жаловался на боль, будто ему в руки и ноги всаживают иголки. Говорил, что тает как воск. А потом упал. Я помог ему подняться. Он закричал, как дитя. Сказал, что ему в сердце вонзили серебряную иглу. И умер. Вот он лежит. Если надо, можем повторить вскрытие. С организмом все в полном порядке.

– Но так не бывает! От чего-то же он умер!

Капитан отошел к иллюминатору. Он пах ментолом, йодом, бактерицидным мылом. Ногти подпилены и отполированы. Зубы отбелены до блеска. Уши и щеки выбриты до красноты. Форма у него цвета свежей соли, черные ботинки сияют, как зеркала. Волосы подстрижены на военный манер, от них резко пахнет спиртом. Даже дыхание – резкое, чистое, новое. И сам он – новенький, чистенький инструмент, готовый к работе, прямиком из стерилизатора.

И окружали его исключительно люди того же склада. Казалось, стоит им повернуться, а из спины у них торчат большие заводные ключи. Все они были механизмами – дорогими, точными, послушными и эффективными.

Капитан смотрел, как планета Марс заполняет собой иллюминатор.

– Через час мы совершим посадку в этом проклятом месте. Смит, тебе видятся летучие мыши и прочие кошмары?

– Да, сэр. Начались за месяц до отлета из Нью-Йорка. Белые крысы пили кровь у меня из шеи. Лучше умолчать об этом, подумал я. Испугался, что вы не возьмете меня в полет.

– Ничего страшного. – Капитан вздохнул. – У меня тоже были кошмары. Пятьдесят лет живу, не видел ни одного сна, а вот за неделю до отлета – на тебе. Каждую ночь мне снилось, будто я белый волк, меня загоняют на заснеженный холм, убивают серебряной пулей, вгоняют в сердце кол и закапывают. – Он повернулся к Марсу. – Как думаешь, Смит, там знают, что мы летим?

– Мы даже не знаем, есть ли там кто-нибудь, сэр.

– Неужели? Они стращают нас уже восемь недель, с того самого дня, как мы начали готовить этот полет. Рейнольдс и Перси погибли. Вчера ослеп Гренвилль. Почему? Непонятно. Все эти летучие мыши, иглы, кошмары, беспричинные смерти… Живи мы в другое время, я бы списал это на колдовство. Однако на дворе две тысячи сто двадцатый год, Смит! Мы рациональные люди. Колдовства не бывает… Но оно есть! Кто бы ни ждал нас на Марсе, летучие мыши и иглы – это их оружие, и они не остановятся, пока не прикончат нас всех до единого. – Капитан развернулся. – Смит, принеси книги из моего шкафчика. Они понадобятся, когда будем садиться.

Вскоре на столе возникла куча из пары сотен книг.

– Спасибо, Смит. Теперь взгляни. Думаешь, я спятил? Возможно. Но меня посетила безумная догадка. Я вытребовал эти книги из Исторического музея в последнюю минуту перед стартом. Все из-за кошмаров. Двадцать ночей меня резали, рвали на части и препарировали, как лягушку, затем бросали в гроб и опускали под землю гнить. Ужасные, жуткие сны. Всему экипажу чудились ведьмы и оборотни, вампиры и привидения, а ведь про них никто не должен ничего знать. Почему, спросишь? Потому что сто лет назад поступил приказ уничтожить все книги о чудовищах. Само обладание такими произведениями приравнивалось к преступлению. Перед тобой самые-самые последние экземпляры, которые пощадили и спрятали в музейных хранилищах как историческую ценность.