Иар Эльтеррус - Дар

Маленькая комнатка, окно занавешено льняной шторой; стены деревянные, из лакированного бруса, на полу домотканый половик. Возле окна стоит деревянная тумбочка, на которой лежит их собственный скоровспомощной блок, почему-то почти заряженный, рядом валяется небулайзер. Рядом с кроватью кресло — значит, Фэб сидел… и сидел долго, судя по тому, насколько устал.

Кровать была удивительно мягкая, а белье пахло совершенно замечательно, так же, как пахло когда-то у них дома — лавандой. Ит снова лёг, прислушался.

Где-то вдалеке ругались. Не за стеной, как показалось вначале, а в смежной части дома.

— …восемьдесят четыре государственные награды!.. И они сидят, мать вашу, в сарае… с ребенком под дождем!..

— …и что с того?

— А то с того, что требовать надо было, а не погань эту очкастую слушать!..

— …каким, интересно, образом?

— …ты вообще молчи! Звезду героя России дали, а он…

— Ага, посмертно…

— …ой, закрой свой рот, пока я тебе башку не открутил!!!

— Петр Алексеевич, не кричите, пожалуйста!

— Ольшанская, заткнись!!! Дура беременная!!! Молчать всем, инвалидная команда!!! Овцы безмозглые!!! Этого дебила вынуждают, он подписку дает!.. И эти следом…

— Петр Алексеевич, а как иначе? — Берта говорила сдержанно, понизив голос. — Они бы не пропустили Санкт-Рену, они бы не дали восстановить память Ри. Они бы ничего не дали, если бы мы не согласились на их условия. Нас попросили не высовываться. Настоятельно попросили. Вы думаете, верхи не знают про наши… обстоятельства? Знают. И это всех устраивает.

— Чем выше сидишь, тем больнее падать, — отрезал Дорохов. — Может быть, кто-то и знал… мы не знали. Если бы знали, конечно, не допустили бы этого.

— И что же именно вы знали? — ох, рыжий, не буди в себе гремучую змею, этот вкрадчивый голос обычно предвестник того, что срыв уже неподалеку.

— Знали, что Ит был ранен, что Ри тоже. Что лечила Санкт-Рена. Что приговор в силе.

— Какой?

— Старый. Так же знали… понять бы еще, с чьей подачи мы это знали… ничего, разберемся… что вы не хотите общаться, и что у вас на то есть объективные причины. Скрипач, не спрашивай, какие. Сам скажу. Якобы из-за болезни Роберты.

— Я уже двадцать семь лет как абсолютно здорова, — вставила Берта.

— Ври больше. Ладно, неважно. В общем, нам была дана версия, что вы штатно работаете у Томанова в проекте, и ни с кем не общаетесь, потому что не хотите.

— Ну, у нас была другая версия. Что мы — враги народа, что нас тут оставили из милости, что за общение с кем бы то ни было мы получим с лихвой… уже, кстати, получали. Когда Ит помог Але с Ванечкой.

— Следят? — голос Дорохова не предвещал ничего хорошего.

— Разумеется. Через Санкт-Рену. Он же болен до сих пор, стоит система. У Томанова и его группы есть к ней доступ. Ну и коммуникаторы отслеживаются, конечно. Общение строго регламентируется.

— Сука какая, — с отвращением проговорил генерал.

— Нет, — Кир вздохнул. — Не всё так просто. Федор Васильевич как раз пытается помочь, но официальная дала ему возможность работать с нами только на таких условиях. И следит, конечно, тоже официальная. Тут бюрократии столько, что сам черт ногу сломит.

— Ну и хрен с ними, пусть следят, — вдруг оживился Дорохов. — Пусть видят, что своих мы не бросаем. А за верхи не волнуйтесь, — он засмеялся. — Вершки без корешков не бывают… Вот чего. Пока что у нас поживете, а мы подумаем, как вам с домом определиться побыстрее.

— У нас денег нет, — напомнил Скрипач.

— А вот надо, чтобы были. Всё, нишкни, рыжий. Поможем. Ну куда это годится-то? Этот весь нашинкованный, как капуста, вы тоже все хороши… Вот куда тебе, беременной, да еще по второму кругу, так жрать, а? Эти все скелеты, анатомию изучать можно, и ты тоже как дрищ сама. Альку видели? Во какая баба должна быть, чтоб рожать нормально. А не доходяга. Ну Ит вообще хороший совсем… про это не говорил никто. Чего с ним сделали, что он в таком виде?

— Он в нормальном виде, просто надо долечиться сначала полностью, а потом сделать пластику, — объяснил Кир. — Сетка оставлена только как маркеры…

— Какая сетка?

— То, что выглядит как шрамы. Это не шрамы, это на самом деле зоны доступа, — объяснил Кир. — Если, не дай бог, надо будет оперировать, то зону через доступ открыть горазд проще, чем оперативно. Почти бескровно, безопасно по биологичке. Скорее всего, через год можно будет снимать.

— А почему этих зон столько?

— Потому что была замена почти всей остео системы слева на эндопротезы. Его расстреляли на выходе из портала.

— Етить колотить… все кости?

— Большая часть.

— И он с этим вот всем таскал доски?

— Таскал. И любой бы из нас тоже стал бы таскать! — Кир явно рассердился. — Мы на эти доски все деньги грохнули, которые от ремонта остались.

— Какого ремонта?

— Ну, нам разнесли квартиру. Мы смогли за год немножко накопить, и Джессика подкинула, она сумела отложить денег, пока Ри болел, — принялась терпеливо объяснять Берта. — В общем, там сейчас ремонт, стены делают заново, окна ставят, двери, проводку восстанавливают. Потом нужно будет отциклевать полы… ну и всякие мелочи, типа подоконников и прочего. Мы на лето переехали сюда, потому что там с Дашкой сейчас быть невозможно, как вы понимаете. Всё было нормально, пока эта гроза не началась. Ну и вот…

Дорохов несколько секунд молчал, а потом принялся хохотать.

— Чего тут смешного, не пойму? — обиженно спросил Скрипач.

— Ой, мама… ой, не могу… ну, цирк на выезде… Ой, Ольшанская, уморила… Бабы-мужики, вы ж чеканутые на всю больную голову… А крышу, небось, сами делали?

— Конечно, сами, — неприязненно ответил Скрипач. — Первый этаж у дома вполне живой, но его нужно закрыть, и…

— Уф… ладно, проехали… Не, правильно я вчера «прекрасную маркизу» вспомнил, — Дорохов уже успокаивался. — «Ни одного печального сюрприза, за исключеньем пустяка». Вот чего. Идите оба за шмотками, чего у вас там есть в этом сарае. Пока что поживете у нас. А вечером я мужиков соберу, покумекаем, что можно придумать. Тем более что пятница, как раз все приедут. Прямо чуяло мое сердце, что тут снова какие-то дела творятся, — произнес генерал, понизив голос. — Я ж полтора года дома не был. Во внешке сейчас работаю, с боевыми отрядами, которые сюда идут. Веду первый адаптационный курс, ну, не сам, конечно… руковожу преподавательским составом. Жена тоже там… неважно. Я ж сейчас отпуск взял на месяц только из-за Ванечки. Хотели вырваться с женой сюда, как только он родился, а не получилось. Вот я один приехал, моя только через две недели сможет.

— А Сережа где? — спросил Скрипач. Сережа был сын Дорохова, первый, а Юра, с которым они уже успели познакомиться, был его внуком.

— Давно во внешке живет, — Дорохов помрачнел. — Двадцать лет его не видел… ладно, не надо про это. Жизнь идет, всякое бывает.