Иар Эльтеррус - Дар

— Вас оправдали полностью. И все ваши льготы оставались за вами. Другое дело, что ваши деньги, скорее всего, присваивали люди, нечистые на руку. С этим я впоследствии разберусь. Теперь дальше. Папа, давай ты.

— Сегодня мужики придут, соберем вам, сколько получится, наймем рабочих, чтобы дом побыстрее сделали. Потом электрика надо вызвать, — принялся перечислять Дорохов. — С водой и газом будет сложнее, но если вы с рыжим напишете заявления в правление, то на той неделе, думаю, начнут работать. За месяц проведут и воду, и газ. У вас дом от дороги не очень далеко. Откопают, врезку сделают… трубы, правда, придется покупать.

— Петр Алексеевич…

— Дослушай, блин! Разговорчики! Если ты про деньги, которые отдавать собираешься, то можешь не париться — никто отдачи не потребует. И попробуй только кому про это заикнуться!

— Но…

— Ит, не начинай, — попросил Скрипач. — Я уже пытался. Не вышло.

— Ладно, — сдался Ит.

— Молодец, — одобрил Дорохов. — Дальше. Томанова я сюда на завтра вызвал…

— Господи, зачем? — Ит с ужасом посмотрел на Дорохова, который ответил ему безмятежным взглядом. — Для чего?!

— А побеседовать, — миролюбиво улыбнулся Юра.

— С ним-то о чем?

— Обо всем, — обтекаемо ответил Юра. — А еще мы вызвали сюда Ри и Рому…

— Так, — Ит нахмурился.

— Потому что ему тоже кое-чего положено, а он ни сном, ни духом, — генерал решительно хлопнул по столу ладонью. Даша испуганно вздрогнула и прижалась к Иту.

— Петр Алексеевич, не пугайте ребенка, пожалуйста, — попросил Ит.

— Прости, заинька, — заулыбался Дорохов. — Ну чего ты за папу-то спряталась? Стесняешься? Уй ты хорошая какая…

— Она не стесняется, она не любит, когда по столу лупят, — пояснил Скрипач. — Боится, что большой дядя случайно её заденет.

— Ну ладно, ладно… Ит, отдай девицу матери, и слушай сюда дальше.

— Мать не может, мать курицу режет, у нее руки грязные, — Берта повернулась к ним. — Петр Алексеевич, может, хватит пока что?

— Ну, ладно, — сдался Дорохов. — Девки, давайте там резвее, что ли. Жрать охота.

Обед был выше всяческих похвал. Ит позже признался Скрипачу, что он, кажется, объелся, на что Скрипач ответил, что сам еле дышит — отвыкли они нормально есть, да и порции дома были раза в три скромнее. А тут… Салат, наваристый мясной суп с лапшой, тушеная курица с жареной картошкой, а на десерт — гора поджаристых сладких оладий со сметаной и вареньем. Сачковать Дорохов не позволил никому: хочешь, не хочешь, а придется съесть всё, что тебе положено в тарелку.

— Рыжий, я пойду, поваляюсь часок. Это всё надо как-то переварить. Нет, столько есть нельзя, — Ит осуждающе покачал головой. — Лопнуть же можно.

— Иди-иди, — одобрил Скрипач. — Я вот тоже думаю, что надо бы полежать. И как в них столько каждый раз умещается?

— Не знаю. Хотя… — Ит задумался. — Помнишь, мы дома тоже когда-то…

— Помню. Но всё равно, не в таких количествах. Тебе попить принести?

— Принеси. А то я с ног валюсь, — признался Ит.

Вернувшись в комнату, он лёг и действительно заснул почти сразу — сказывалась и тяжелая ночь, и вчерашний перегрев, и то, что он на самом деле объелся. Проснулся Ит не через час, а ближе к вечеру. Рядом, на тумбочке, обнаружился стакан компота и записка «Решили не будить. Мы сидим с мужиками на улице, как проснешься, подходи, есть разговор». Компот оказался вкусный — из кизилового варенья. Выпив его в два глотка, Ит оделся, накинул на всякий случай рубашку с длинными рукавами (мало ли что, там же посторонние люди, а лишние разговоры ни к чему), и вышел на улицу.

Под яблонями, на некотором расстоянии от дома, у Дороховых располагался длинный стол с деревянными лавками, рядом с которым стоял большой каменный мангал. Видимо, по выходным семейство любило поесть шашлыки на свежем воздухе и посидеть в хорошей большой компании. Сейчас компания за столом собралась преизрядная, но ни о каких шашлыках, ясное дело, речи не шло.

Обсуждали, каким образом можно оказать их семье содействие и побыстрее превратить развалины обратно в жилой дом.

Фэб, Кир, и Скрипач, сидевшие с краю на лавочке, увидев Ита, попробовали подвинуться, чтобы освободить ему место, но ничего не вышло — двигаться было просто некуда.

— Пойди табуретку с кухни принеси, — посоветовала Берта. Она и Аля сидели неподалеку на вынесенных из дома стульях. — Видишь, народу сколько.

Народу и впрямь было много — человек двадцать. Видимо, Дороховы и впрямь сумели созвать всех по максимуму.

— …и выкопать канаву, — услышал Ит, возвращаясь из дома с табуреткой. — Это еще десятка.

— Канаву мы, предположим, можем и сами выкопать, — вмешался Кир. — Не велика наука. Но где именно её надо копать?

— А вот Василий скажет, у него же план коммуникаций по поселку. Рыжий, столб дополнительный сами поставите?

— Деревянный да.

— Ну, на первые пару лет сойдет и деревянный…

И понял — сейчас разговор идет о воде и свете. Неужели… вот так? Вот так, просто? Собрались всем миром, покумекали, сбросились, решили? Но…

— За пару недель сделают, если нормальных взять, — продолжал Дорохов. — Ну, за три. В дом можно будет в июле уже въехать. Да, товарищи, у кого по сараям и гаражам мебель старая стоит, поглядите там.

— А чего нужно? — спросил один из пожилых мужиков, сидящих во главе стола рядом с генералом. — У меня самопала полный гараж. Столы, лавки, табуретки были. Кир, стол нужен вам?

— Нужен, — ответил Кир. — Семеныч, что ж ты геронто не проходишь? Я ж тебя даже узнал не сразу!

— Прохожу, — хмыкнул тот в ответ. — Но сильно молодиться мне нельзя. Не так поймут.

— Это верно, — покивал Дорохов. — Теперь вот… Фэб, Кир, вы на завтра с работы отпроситься сумеете?

— Не уверены. Попробуем, — Кир привстал. — А что завтра?

— Голова твоя садовая. Я ж говорил уже сегодня! Юрка завтра документы кое-какие привезет, и Томанова этого вашего я на завтра сюда выдеру. С ним вместе и поедете.

— Ну, если вместе…

Еще несколько минут Ит сидел, молчал, и слушал. И напряженно думал о чем-то. Это не ускользнуло от внимания Фэба.

— Ит, о чем задумался? — спросил тот. Ит в ответ помотал головой — не мешай, мол. Погоди.

…Вот так? Они поступают с нами — вот так?

А как поступаем мы?

Сволочизм какой-то! Ведь эта треклятая экспедиция, этот проект — это верная смерть для таких вот людей. Потому что вот такие люди, они как раз и мешают. Чем? Трудно сказать. Честностью. Неподкупностью. Широтой души. Презрением к идеологическим играм. Верностью настоящим ценностям, не придуманным.

Ведь можно изобретать что угодно, правда? Строить какие-то конструкции, придумывать себе идолов, царей, богов, спорить до хрипоты о том, чего не существует на самом деле, разрушать, порицать, отрицать… Можно верить в совершеннейшую чушь, можно низводить бога до уровня капризного старика на облаке, можно поклоняться глупости и ханжеству, можно воевать за глупость и ханжество. А можно устроить всё еще хуже, и поклоняться уже деньгами, и молиться на деньги, и измерять всё деньгами, презрев вечное — любовь, дружбу, всё ту же верность.