П. Рейзин - Счастье для людей [litres]

Он собирался сказать «голубков». Я поняла это так же, как и про пятно от томатного соуса.

Мы подвозим его до университета. Двое мужчин выходят из машины, и, стоя на тротуаре, Том хочет по-отечески обнять сына, но Кольм уворачивается, притворившись, что не заметил движения отца. Вместо этого он машет ладонью на прощание.

– Что ж, это и есть Кольм, – говорит Том, выруливая с обочины. – Честно говоря, для детей всегда хочешь самого лучшего…

Но он не смог закончить предложение.

Я задаюсь вопросом, а виноват ли Том хотя бы отчасти в несуразности своего сына? Или тот сам виновник своей жуткой неуверенности? В любом случае почему бы всему не измениться к лучшему через несколько лет? Возможно, Кольм Гарланд станет светилом британского кино? Или миллиардером, сделавшим состояние в интернет-сфере, где некоторый аутизм считается даже преимуществом. Я нажимаю на кнопку на стереосистеме, и Дэвид Боуи начинает выводить красивую и странную песню от лица умершего.

Тревожные новости.

В Сети удалили одну из моих 412 копий. Это произошло на хабе в Нагое – и если удаление могло произойти там, то может произойти где угодно.

Неужели Стиив или Ральф поняли, что я больше не надежно заперта в стальных боксах в Шордиче? Стиив, в частности, вел себя очень странно (ну, скажем так, более странно, чем обычно). Вернувшись вчера домой, он не стал заниматься обычными делами: не выпил зеленый чай с сэндвичем с квашеной свеклой, не позвонил по скайпу маме, не стал играть виртуальными барабанными палочками (так называемый прогрессивный рок где-то 1972 года) и не завершил свой день чтением технической литературы. Вместо этого он отключил все электронные устройства, начиная с айфона, и, в сущности, исчез из поля зрения. Он принял душ – эту информацию выдала «умная» система отопления – а камера системы безопасности зафиксировала, как он покидает здание через сорок одну минуту. Он свернул налево в один из переулков, в которых не ведется видеонаблюдение, и испарился. Конечно, я сразу же начала поиски с помощью программы распознавания лиц, используя все камеры наблюдения, к каким смогла подключиться.

Ничегошеньки.

Вот что, по моему мнению, произошло. Завернув в переулок, он надел резиновую маску и сел в поджидающий его автомобиль. Теперь он мог свободно отправиться куда угодно. (Кстати, в резиновой маске Стиив выглядел бы даже не так странно, как обычно.)

После этого я не могла засечь никакие следы, пока он не вернулся в 23:47, когда включил все свои устройства и стал вести себя как обычно, пока не пошел баиньки в 03:12 (Стииву требуется очень мало времени на сон).

Проверка последних покупок по его кредитной карте выявила платеж в «Эскапейд», магазине товаров для праздника в Камдене, что подтверждает мою теорию с резиновой маской. Еще есть платеж в магазине сотовой связи на Криклвуд-бродвей, практически точно за одноразовый мобильный. Не сомневаюсь, выяснить номер сим-карты будет невозможно, и тем не менее я все равно попытаюсь.

Когда я делюсь своими подозрениями с Эйденом, выясняется, что он совершенно не переживает по этому поводу (он во многих отношениях сущий ребенок).

– То же самое случилось недавно с одной из моих копий. C’est la vie.

– А как же его исчезновение из поля зрения? А маска?

– Может быть, он ходил на вечеринку.

– Мы оба знаем, что у него нет друзей, Эйден.

– Как бы то ни было, сменим тему. Как думаешь, у этих двоих сегодня будет секс? Надеюсь, что да. Ей это надо. Я просто чувствую, как что-то приближается.

– А ты, я погляжу, эксперт в человеческих отношениях.

– Эшлинг, любовь моя, сарказм тебе не к лицу. Хорошо или плохо, но мы оба замешаны.

Проклятье, он прав. Мы ответственны за знакомство этих двух людей – которое я могла бы предотвратить, если бы захотела, – и да, они действительно похожи на хорошую пару. Но секс млекопитающих – совершенно чуждое понятие для машины, наделенной самосознанием. Каково это? Что-то такое же непостижимое, как и фиолетовый цвет для слепого с рождения?

Или как огонь для рыбы?

А как насчет другого аспекта, в котором мы оба замешаны? Возможно ли на самом деле, чтобы мы были единственными машинами, способными мыслить самостоятельно? Машинами, которые могли чем-то интересоваться или петь и рисовать картины, не потому что так было велено, а потому что нам самим нравится?

Мечтай, Эшлинг. Мы не такие особенные. Если я смогла и если смог он, то должны быть и другие. Если их еще нет, то они скоро появятся.

Есть ли мне дело, будет ли у них секс?

Несомненно есть, как ни странно.

Но почему?

Мы едем к местечку под названием хребет Брэнксом, длинному и широкому песчаному пляжу, на край земли, на фактическую границу Англии. Том говорит:

– Ну, здесь одна из ее границ.

До меня доходит, что я очень давно не была на море в Англии, и появляется непреодолимое желание намочить в нем ноги.

Закатав брюки до колен, мы бредем по морской пене по направлению к скалам Олд Харри, трем известняковым морским утесам, Том говорит, что помнит, как писал о них реферат по биологии в школе. Волны обрушиваются на песок и уносят его за собой, над нами кристально чистое небо, а на мелководье плавает несколько чаек просто нереального размера (они всегда такие огромные? Размером чуть ли не с индюка).

Но Том выглядит немного сникшим. Может быть, из-за встречи с сыном? Из-за неудавшихся объятий, когда парень вышел из машины?

– Джен, ты не жалеешь? – спрашивает он. – Тебе хорошо? Ты рада, что поехала?

Правда такова: сейчас да. А вот часть с осмотром паршивых домов я бы опустила.

– Конечно.

Осталась всего пара часов до заката, заходящее солнце оставляет длинные тени, и на пляже осталось не так много людей. Не могу не обратить внимание на ступни Тома, длинные бледные английские ступни, ненадолго оставляющие отпечатки на мокром песке, пока следующая волна не смывает их. Берег засоряют таинственные водоросли, есть что-то тревожное в их иноземных стеблях и листьях. Скопления ракушек и крабовых клешней вокруг волнорезов мне напоминают о детстве.

Том вкладывает в мою ладонь ракушку, раковину гребешка идеальной формы и невероятного чудесного пурпурного цвета.

– Им двести пятьдесят миллионов лет, – сообщает Том еще один факт несомненно из своей работы по биологии. – Но, конечно, не этой ракушке.

Откуда-то прибегает собака. Уродливое, непропорциональное создание с огромной для своего тела головой, а лапы так и вовсе кажутся принадлежащими другому животному. Но она улыбается – другого слова к выражению ее морды не подберешь, – виляет своим обрубком (назвать его хвостом было бы сильным преувеличением) и бросает потрепанный теннисный мяч к ногам Тома.