Диана Гэблдон - Эхо прошлого. Книга 2. На краю пропасти [litres]

Грей со вздохом помассировал переносицу. Получится ли у него доставить Генри против его воли на борт корабля? Например, чем-нибудь одурманив? Правда, это нарушит условия освобождения племянника, разрушит его карьеру и подвергнет опасности жизнь… Зато вдруг в Англии удастся найти хирурга, способного помочь Генри лучше, чем доктор Раш? Хотя все, на что он смел надеяться, – что Генри переживет путешествие и сможет попрощаться с родителями.

Если же он не предпримет подобных радикальных мер, ему останется лишь заставить Генри согласиться на операцию, которой тот отчаянно боится и которая почти наверняка убьет его, – или же наблюдать за тем, как мальчик постепенно умирает. А он умирал – Грей это ясно видел. Генри был пока жив лишь благодаря упрямству и заботе миссис Вудкок.

Придется написать Хэлу и Минни о… Нет. Он резко выпрямился, не в силах больше выносить бездеятельность. Надо пригласить доктора Раша и приготовить…

Дверь распахнулась, впустив порыв ветра, сухие листья и бледную племянницу.

– Дотти! – Его сердце чуть не остановилось от испуга: Грей решил, будто она ворвалась сообщить, что Генри умер, – она как раз навещала брата, как всегда делала по утрам.

– Солдаты! – выдохнула девушка, схватив его за руку. – На улицах солдаты. И всадники. Говорят, идет армия Хау! Они уже недалеко от Филадельфии!

Армии Хау и Вашингтона встретились 11 сентября у ручья Брендивайн-Крик. Войска Вашингтона отступили, а несколько дней спустя собрались с силами и организовали оборону. Чудовищная гроза, начавшаяся в разгар сражения, остановила военные действия и позволила Континентальной армии отступить к Ридин-Фернис, оставив часть войск у Паоли под командованием генерала Энтони Уэйна.

Один из командиров Хау, генерал-майор лорд Чарльз Грей, дальний родственник лорда Джона Грея, ночью напал на расположившихся в Паоли американцев. По его приказу солдаты сняли кремневые замки с мушкетов, чтобы случайный выстрел их не выдал, и пользовались в бою штыками. Некоторые американские солдаты были заколоты прямо во сне, их палатки сожжены, а сотня – или около того – человек взяты в плен, и Хау 21 сентября с триумфом вошел в Филадельфию.

Грей с порога дома миссис Вудкок наблюдал, как красные мундиры, полк за полком, маршируют под барабанный бой. Дотти опасалась, что вынужденные бежать повстанцы подожгут дома или убьют английских военнопленных.

– Вздор. Они английские повстанцы, а не дикари, – сказал на это Грей.

Но все же надел мундир, взял меч, навесил на пояс два пистолета и сутки просидел у двери дома миссис Вудкок. Даже ночью он зажег фонарь и остался на посту, только время от времени обращался к знакомым офицерам, проходившим мимо, чтобы узнать новости.

На следующий день он вернулся в дом, который снимал. Ставни домов, мимо которых он шел, были закрыты. Филадельфию – и ее пригород – не обрадовал приход англичан. И все же оккупация прошла мирно – насколько это возможно для военной кампании. При приближении Хау Конгресс и многие наиболее видные повстанцы, включая доктора Раша, сбежали.

Перси Бошан тоже исчез.

20 октября 1980 года, Лаллиброх

Брианна прижала письмо к лицу и глубоко вздохнула. Бумага слабо пахла дымом. Брианна была уверена, что это лишь плод ее воображения, – все-таки времени прошло много. Наверняка ей просто кажется – она знала, чем пахнет в тавернах: дымом очага, жарящимся мясом, табаком и сладковатым ароматом пива.

Нюхать письма на глазах у Роджера она считала глупым и потому делала так, только когда перечитывала их в одиночестве. Это письмо они открыли прошлым вечером и несколько раз вместе прочитали и обсудили, но сейчас она снова достала его, чтобы подержать в руках и хоть немного побыть наедине с родителями.

Быть может, оно и в самом деле пахнет дымом – она не раз замечала, что запахи запоминаются не так, как зрительные впечатления. Запах узнаешь, лишь когда снова унюхаешь, и нередко он вызывает в памяти множество иных воспоминаний. И вот осенним днем она сидит здесь, чувствуя аромат спелых яблок, вереска, пыли от старинных деревянных панелей и мокрого камня – Энни Макдональд только что вымыла коридор, – но перед глазами стоит таверна восемнадцатого века, и пахнет дымом.

«1 ноября 1777 года, Нью-Йорк.

Дорогая Бри и все-все-все,

ты помнишь, как в старшей школе ваш класс экономики был на экскурсии на Уолл-стрит? Я сейчас сижу в таверне в конце Уолл-стрит, и на ней нет ни быка, ни медведя, не говоря уж об аппарате для передачи текущих котировок акций. Стены тоже нет. Лишь бродят козы да несколько мужчин курят и разговаривают под большим облетевшим платаном. Трудно сказать, кто они: недовольные лоялисты? повстанцы, прилюдно обсуждающие заговор (что гораздо безопаснее, чем тайные собрания, хотя я надеюсь, что тебе никогда не пригодится эта специфическая информация)? обычные купцы или торговцы? Они о чем-то договариваются: пожимают руки, что-то пишут на бумаге и передают ее друг другу. Удивительно, как процветает бизнес в военное время; наверное, потому, что нормальные правила – какими бы они ни были – временно не действуют.

Кстати, это верно и для большинства отношений между людьми. Отсюда и военные романы, и сколоченные на войне большие состояния. Довольно парадоксально – впрочем, может, и логично (спроси у Роджера, существуют ли логичные парадоксы): то, что отнимает множество жизней и ресурсов, в итоге приводит к рождению детей и процветанию бизнеса.

Раз уж я заговорила о войне – мы все живы и, по большей части, невредимы. Твой отец был легко ранен в первой битве у Саратоги (их было две, и обе кровавые), и мне пришлось удалить ему четвертый палец на правой руке – тот, который не гнулся нормально, ты, наверное, помнишь. Конечно, это оказалось весьма болезненно (для меня не меньше, чем для него), но не так уж и трагично. Рана зажила, и, хотя рука все еще болит, она стала гораздо подвижней, так что, полагаю, в итоге ему это пойдет на пользу.

Пусть и с запозданием, но мы все-таки нашли корабль, плывущий в Шотландию. Этому сопутствовали совершенно невероятные обстоятельства. Завтра мы отплываем на «Ариадне», судне королевского флота Англии, – повезем на родину тело бригадного генерала Саймона Фрэзера. Я увидела его лишь незадолго до смерти, но он, похоже, был хорошим солдатом, и подчиненные его любили. Командующий английской армией в Саратоге, Джон Бергойн, сделал нечто вроде приписки к договору о капитуляции – согласно ей твой отец (он родственник бригадного генерала и знает, где проживает его семья) отвезет тело в Шотландию в соответствии с предсмертным желанием усопшего. Это было довольно неожиданно, но очень кстати, мягко говоря. Не представляю, что бы мы делали в ином случае, хотя твой отец утверждает, что кое-что придумал.