Эдвин Табб - Рассказы

Посадка прошла гладко, мы почти не ощутили толчка.

Дьюмэрест по своему обыкновению со вкусом потянулся; Френч, третий член экипажа, убрал инструменты, сделал последние отметки в бортовом журнале, и к тому времени, когда Дьюмэрест выключил систему и проделал все, что требовали правила техники безопасности, Френч был готов к переходу в монитор. Зажав под мышкой панку с декларациями груза, судовыми документами и журналом, я присоединился к ним у двери тамбура. Личных вещей у каждого из нас было немного, потому что тогда на космолетах еще ограничивали вес багажа, провозимого бесплатно, а кому охота выкладывать деньги за лишние килограммы.

К нам подполз космопортовский монитор, соединился с корпусом корабля пластиковым переходником, края которого плотно прижались к металлу обшивки вокруг выхода из тамбура; покончив с этим, монитор просигналил и стал ждать, пока мы разгерметизируем люк и выйдем из корабля. Водителем оказался Герман; он приветственно кивнул мне, когда я опустился на соседнее сиденье.

— Удачный рейс?

— Рейс как рейс, ничего особенного.

Ремонтная бригада перешла на корабль и захлопнула за собой дверь люка. Герман задраил наш отсек, открыл клапан, выпустил из переходника воздух, отвел его от корабля и направил монитор к куполу космопорта.

Во время переезда все молчали. Для Германа он был каждодневной рутиной, для нас же — концом путешествия, моментом, когда предпосадочное напряжение неизбежно сменяется резким внутренним спадом. Недели две нам предстояло слоняться без дела, трепаться, осматривать какие-нибудь достопримечательности; можно было даже успеть слетать на Землю. Потом — снова в космос, на Марс, Венеру, а то и на Меркурий; такая уж работа у водителей межпланетных грузовиков: нянчимся с продовольствием и машинным оборудованием на пути к самым отдаленным уголкам солнечной системы, а обратным рейсом везем ценные минералы. Я занимался этим уже пятнадцать лет, и жизнь мою все глубже засасывала трясина обыденности.

Монитор остановился под внешним куполом космопорта.

— Интересно, он все еще там? — произнес Дьюмэрест, первым протискиваясь к выходу из монитора.

Френч пожал плечами.

— Все может быть, если только он за наше отсутствие не отдал концы. А как по-твоему, Фрэнк?

Я не ответил.

— Прилетишь, а он тут как тут, — сказал Дьюмэрест. — До того дошло, что теперь я прямо жду не дождусь свидания со старым Торном. Будто мне светит встреча с Землей, с тем, на что можно положиться.

Мы вошли в большой зал космопорта, где размещались стойки для оформления разного рода документов.

— Он здесь. Все такой же и на том же месте, — сказал Дьюмэрест и ухмыльнулся. — Кто-кто, а старина Торн никогда не подведет.

Торн стоял у выхода из зала, в начале коридора, который вел к жилым помещениям космопорта. Не человек, а живые мощи, иссохший, поблекший, сгорбленный, невзирая на небольшую силу тяготения, с лысеющим черепом, едва прикрытым редкими прядями выцветших волос, с кроткими, тоскующими глазами одинокого, заброшенного щенка.

Я чувствовал на себе взгляд этих глаз, отдавая декларации груза одному чиновнику, а судовые документы — другому. Эти глаза проводили меня до двери пункта радиационного контроля; они ждали меня, пока я, уплатив пошлину, не вернулся с таможни.

Кроткие глаза, глаза, выражавшие неиссякаемое терпение, они пристально вглядывались в каждого прибывшего на Луну человека. Потому что каждый, кто прилетал на Луну, непременно попадал в этот зал, а все корабли, державшие курс к Земле, всегда садились в районе кратера Тихо.

Большинство, равнодушно скользнув по нему взглядом, сразу же о нем забывали. Некоторых, как Дьюмэреста, он чем-то заинтересовал, и возможно, эти люди терялись в догадках, пытаясь объяснить себе его постоянное присутствие в большом зале космопорта. Что до меня, то я знал точно, почему он стоит здесь и всматривается своими кроткими глазами в бесконечный поток лиц.

Он ждал тут своего сына.

— Фрэнк.

Я уже взял разгон, чтобы проскочить мимо, но он шагнул мне навстречу — худые пальцы схватили меня за руку, а в кротких глазах был все тот же извечный вопрос.

Я отрицательно покачал головой.

— К сожалению, ничего нового.

— На борту не было ни одного пассажира? Никого, кроме экипажа? Так-таки никого, Фрэнк?

— Нас было только трое.

Я кивнул на Дьюмэреста и Френча, которые как раз проходили мимо, спеша в гостиницу, где их ждал душ и полный отдых от трудных корабельных будней. Есть экипажи, члены которых проводят время между полетами вместе, но наш к таким не относился. Я был почти уверен, что до взлета не увижу их, разве что нас где-нибудь сведет случай.

— И теперь ни одного корабля целых три дня.

Рука Торна соскользнула с моей. Он знал расписание полетов не хуже диспетчеров.

— А на Марсе вы… Понимаете, о чем я?

— Мы сели в Холмстоне, — сказал я. — Пробыли там двое суток, ровно столько, сколько нужно, чтобы выгрузиться и принять на борт новый груз. Я знаком со всеми тамошними поселенцами, и с мужчинами, и с женщинами.

— Ну конечно. — Он смущенно мигнул. — Я ведь только подумал, а вдруг…

— Ну рассудите сами, — сказал я. — Марс — это та же Сахара. Человек не может бродить по пустыне годами. Ему долго не просуществовать за пределами поселения — без пищи, без воды, без воздуха, который там слишком разрежен.

— Да, наверно…

Он уже шел рядом со мной по коридору. Его общество было мне поперек горла, но я не мог придумать, как от него отделаться. Вначале я разговаривал с ним из жалости, потом — по привычке, а теперь делал это чисто механически, словно бы по обязанности. Я отвечал ему всегда одно и то же, однако, выслушав меня, он всякий раз оставался при мнении, что я, видимо, что-то упустил, в чем-то не прав.

Я предупредил его следующий вопрос:

— Венера тоже отпадает. Условия там похуже, чем на Марсе. Или жизнь в поселении, или верная смерть.

— А как с Меркурием?

— Никаких шансов.

Мы дошагали до конца коридора, и перед нами открылись улицы выстроенного под куполом города. Я вошел в служебную гостиницу, заплатил за ключ и двинулся по проходу к своему номеру. Номер был мал и тесен: койка, стул и небольшой шкафчик — вот и вся меблировка. Он больше смахивал на тюремную камеру, но зато дешево стоил. Я бросил дорожную сумку на койку и повернулся к старику.

— Вы попусту тратите время, Торн. Почему вы не желаете примириться с тем, что это дело дохлое?

— Не могу. — Он опустился на стул и принялся разглядывать свои руки. — Вы этого не понимаете… да и все остальные тоже… Но мне необходимо повидаться с Тони.

— Зачем?

— Я хочу ему кое-что сказать.

— Только для этого?

Должно быть, я не совладал со своим голосом, потому что он быстро вскинул на меня взгляд.