Баррингтон Бейли - Тайна мистера Визеля [Альманах научно-фантастических рассказов]

Я выпрямился и взглянул на Карна. Много подробностей я не понял, но общий смысл документа был вполне ясен.

— Да, — произнес я. — Это уже кое-что! Где снимок?

Он подал мне. Качество снимка оставляло желать лучшего, так как его пришлось скопировать множество раз, пока он дошел до нас. Но то, что на нем было изображено, не вызывало никаких сомнений, и я сразу его узнал.

— Они были хорошие ученые, — с изумлением сказал я. — Это Каластеон, нечего и спрашивать. Значит, мы в конце концов докопались до истины, хотя на это нам понадобилось 300 лет.

— Ты удивлен? — спросил Карн. — Подумай только, какие горы материалов нам нужно было переводить, и сколько понадобилось трудов, чтобы скопировать все, пока оно не испарилось!

Некоторое время мы сидели молча, размышляя о великой расе, памятники которой были у нас перед глазами. Только однажды (больше ни разу!) я выбрался наверх по большому каналу, проведенному нашими инженерами в Мир Теней. Это было потрясающее и незабываемое впечатление. Многослойный вакуум-скафандр сильно затруднял движения, и, несмотря на всю изоляцию, я ощутил окружающий меня невероятный холод.

— Как жаль, — задумчиво произнес я, — что, выбираясь туда, мы до конца уничтожили их. Это была мудрая раса, и мы многому могли бы от нее научиться.

— Едва ли нас можно упрекнуть, — возразил Карн. — В сущности, мы никогда не относились серьезно к предположению, что что-нибудь может существовать в этих кошмарных условиях, в почти полном вакууме и при температуре, близкой к абсолютному нулю. Ничего нельзя было поделать.

Но я не мог с ним согласиться.

— Мне кажется, это доказывает, что эта раса по разуму стояла выше нас. Как бы то ни было, моего деда высмеивали, когда он сообщил, что открытое им излучение, идущее из Мира Теней, имеет искусственное происхождение.

Карн провел щупальцем по документу.

— Мы несомненно пришли к источнику этого излучения, — сказал он. — Обрати внимание на дату: она на год предшествует открытию твоего деда. Очевидно, профессор выбил эту дотацию. — Он презрительно усмехнулся. — Наверное, для него было большим потрясением, когда он увидел, как мы вылезаем наверх прямо перед ним!

Я почти не слышал, что он говорит, так как меня вдруг охватило очень неприятное чувство. Я подумал о тысячах километров скал, лежащих под большим городом Каластеоном, все более плотных, все более горячих, все более близких к таинственному ядру Земли. И я снова обратился к Карну.

— Это совсем не смешно, — сказал я. — Теперь может наступить наша очередь.

Пробирка, звякнув, упала на пол. Из нее поднялась струйка едкого пара.

Паркс не обратил на это внимания и, схватившись за край стола, простонал:

— У меня с расписанием что-то случилось! Этот припадок должен был начаться только через час…

Новый пароксизм судорог не дал ему продолжать.

Максуэлл, не вставая с места, зорко пригляделся к нему, потом взглянул на часы. Было только 2 часа. Следующую инъекцию они должны были получить в 3. Тем временем припадок у Паркса все усиливался. Руки у него дрожали и вывертывались в конвульсиях, судорогах, и начинался крупный озноб, столь характерный для венерианской болотной лихорадки. Лицо у Паркса потеряло сходство с человеческим — теперь это была маска безумия и смерти с бессмысленным взглядом косящих, расширенных, как в бреду, глаз.

Максуэлл вздохнул, встал и отодвинул стул. Вскоре и с ним самим станет то же, что творится сейчас с Парксом. Он не спеша подошел к аптечному шкафчику, достал два блестящих шприца. Протянул руку к запасу лекарств и наполнил оба. Паракобрин не очень помогал, но ничего лучшего до сих пор не было известно. Он положил оба шприца у «стены плача» — железной перекладине, прочно вделанной в толстые столбики, — и подошел к Парксу, стонущему и корчащемуся у своего стола.

— Идем, старина, — ласково произнес он. — Придется пройти через это.

Паркс позволил отвести себя к месту, а долгая практика сделала остальное. Максуэлл ввел иглу и нажал поршенек, а Паркс стискивал перекладину так, словно хотел ее расплющить. Максуэлл глубоко передохнул. Теперь его очередь. Он засучил рукав и глубоко вогнал себе в вену янтарную жидкость.

В течение пяти бесконечных минут оба стискивали перекладину, извиваясь и всхлипывая от боли, пока адское снадобье пропитывало им тело, словно вся кровь у них превратилась в расплавленное железо или в смертельно-жгучую кислоту. А потом все кончилось. Судорожно сжатые пальцы ослабли, напряжение в мышцах исчезло, а прерывистый хрип снова превратился в дыхание.

— Я… больше… не выдержу… — пробормотал Паркс сквозь стиснутые зубы.

— Выдержишь, приятель, — мрачно отозвался Максуэлл — Мы всегда так говорим… а все-таки делаем укол. А иначе — ты знаешь?

— Знаю, — тихо произнес Паркс. — Без паракобрина судороги становятся непрерывными и всегда кончаются бешенством. А иначе можно применить петлю, прыжок с небоскреба или мгновенный яд.

— Ладно, а теперь вернемся к работе. Что было в той пробирке?

— Экспериментальный материал № 1104. Впрочем, все равно. Я израсходовал уже весь запас бальзамовой коры. Материала для повторения больше нет. Разве что Хоскинс раздобудет новую партию контрабанды.

— Ну, так не будем говорить об этом. Идем в зал. Может быть, препарат 1103 дал какие-нибудь результаты.

Паркс молча последовал за ним, постепенно снова овладевая собой. В следующий раз он опередит часы. Паракобрин никогда не бывает приятным, но его легче вспрыскивать, когда человек еще остается сам собой, когда припадок еще не начался.

Осмотр зала, как всегда, принес разочарование. Обезьяна в клетке еще корчилась в последних судорогах. Через 2–3 минуты она будет так же мертва, как и недвижная груда морских свинок в соседних отделениях. Последняя из разработанных формул снова не дала результатов. И 2/3 человечества по-прежнему будут мучиться, так как от болотной лихорадки до сих пор не найдено лучшего средства, чем паракобрин.

Максуэлл заглянул в другие клетки. Есть еще несколько обезьян и морских свинок, так что можно испробовать еще кое-какие, лекарства Нужно большое упорство, чтобы вести такие важные исследования. Неудачи, будь их хоть целая тысяча одна за другой, не имеют значения. Их нужно заранее предвидеть.

— Я думаю, — заговорил он, — мы должны сейчас…

— Я пойду открыть, — прервал его Паркс, услышав осторожный стук, — может быть, это Хоскинс.

Да, это был Хоскинс, межпланетный контрабандист. Он тащил тяжелую сумку и кисло улыбался.

— Дурные вести, джентльмены, — сказал он, опуская сумку на пол. — С Венеры вы больше ничего не получите. Патрули вокруг планеты утроены, усилен контроль на космодромах. Тони попался, так у него отобрали корабль вместе с контрабандой для вас. Его, разумеется, посадили под замок, а груз сожгли. Это значит, что у вас больше не будет ни бальзамовой коры, ни древесных клопов, ни туанги-туанги, ни дынь, ни вообще ничего. Шан Дхи бросил свое дело, так что я остался без покупателя. Ликвидирую бизнес. Ничего не поделаешь.