Жорж Блон - На суше и на море

Когда мы говорим о Хатал Куюке, то невольно хочется назвать его городом. Можем ли мы считать Хатал Куюк городом, как это делают многие западные ученые? Думается, что все же нет. Ведь основным занятием горожан в любую эпоху были ремесло и торговля. А главным занятием жителей Хатал Куюка — всегда земледелие. И все-таки Хатал Куюк уже был не обычным земледельческим поселением. Он предшественник появившихся несколько позднее настоящих городов.

Мы также не можем пока объяснить причины небывалого расцвета Хатал Куюка. Пока мы знаем только, что уже в 7-м тысячелетии до н. э. на территории Южной Анатолии существовало обнесенное стеной поселение с довольно развитой экономикой, специализированными ремеслами, социальной организацией, сложной религиозной жизнью и развитым искусством. Поселение, культура которого развивалась постепенно, без перерывов в течение тысячелетия. Но когда археологи разрешат этот вопрос, мы, несомненно, узнаем много нового о возникновении древнейших городских цивилизаций на земле.

Тень от высокого конуса бурой скалистой горы ложится на каменную равнину с четкостью, совершенно нестерпимой для человеческого глаза. И Солнце, и звезды сверкают одновременно на черном небе. И в этом небе, похожая — в зависимости от фаз обращения — то на блин, то на рожок, убывающий до полного исчезновения, плывет планета Земля с маленькими темными пятнами континентов.

Луна — мертвое небесное тело — движется по своей орбите со скоростью километра в секунду, однако она остается для нас олицетворением неподвижности, тишины, абсолютного бесплодия. И хотя пламенное солнце, дарящее жизнь, щедро затопляет своими лучами этот каменный лик, нет никакого отклика на его щедрость. Резко очерченная тень гор медленно перемещается по каменной равнине — и это все. Результат бесконечного движения миров здесь отмечается нулем — знаком, напоминающим форму лунных кратеров.

Какое заблуждение! На расстоянии 400 тысяч километров движутся мириады молекул соленой воды, благодаря притяжению мертвого небесного светила. Вся масса океанов планеты Земля приподымается и опускается в точном соответствии с перемещением на лунной равнине тени, отбрасываемой бурыми каменными горами. И неисчислимые мириады живых существ следуют ритму этого движения.

У песчаного калифорнийского пляжа на гребнях волн поблескивали в лунном свете тоненькие серебристые рыбешки. Каждую из этих корюшек, самку или самца, прямо-таки распирало от готовой к оплодотворению икры или от молок.

Ежегодно, в мае либо июне, эти рыбки стремятся к побережью. Они должны оказаться там в одну из трех ночей сразу же после полнолуния. И корюшки всегда успевают вовремя — не раньше и не позже. Ведь то, что им предстоит проделать, нельзя ускорить или задержать…

Прилив нарастал. Сверкающие рыбки позволяли волне доносить их почти до пляжа, но у самого берега внезапным ударом хвоста поворачивали назад, чтобы не быть выброшенными на песок. Еще не настал их час. Море было почти неподвижным, но рыбы ждали конца прилива, подстерегая момент, когда начнется отлив. Они предвидели время его наступления с точностью, превосходящей все расчеты, выполняемые человеком и даже самой совершенной счетной машиной.

Электронный вычислительный аппарат позволяет высчитать время и высоту прилива на любой прошедший, настоящий и будущий день и для любой точки морского побережья. Время прилива и отлива в данной местности постоянно меняется, потому что оно зависит как от вращения нашей планеты, так и от непрестанного, изменяющегося взаимного расположения Земли, Луны и Солнца в пространстве, а также от разных местных факторов (например, конфигурации побережья). Электронного робота снабжают уравнениями, в которых учитывается действие всех перечисленных факторов. Однако существует ряд астрономических непостоянств, и их влияние (во избежание чудовищного усложнения расчетов) не отражено в задаваемых роботу уравнениях, и они время от времени требуют соответствующих поправок. Поэтому электронно-счетная машина обычно дает ответ не абсолютно точный, а лишь с некоторым приближением: например, для высоты прилива ошибка может составить 5–10 сантиметров, для времени прилива и отлива — несколько минут.

На калифорнийском пляже волны набегали на мокрый песок до самого верхнего предела полосы осушки [41] Часть морского берега, заливаемая во время прилива. — Прим. пер . . А в 400 тысячах километров тень бурых каменных гор медленно ползла по равнинам Луны.

Наконец одна волна разбилась несколькими сантиметрами ниже предыдущей. И вторая волна, и еще одна. Начинался отлив. И тогда корюшки, державшиеся на гребнях волн у самого пляжа, выбросились на песок.

Каждая пара должна была выполнить свое жизненное назначение за очень короткий промежуток времени между падением на берег двух следующих друг за другом волн. Самка откладывала во влажный песок икру, самец оплодотворял ее. Волна, следовавшая за той, которая бросила сюда эту пару, увлекала рыбок в море.

Через две недели из оплодотворенных икринок должны выклюнуться мальки, но, чтобы зародыши могли развиваться нормально, икринки должны лежать во влажном и теплом песке. Их не унесут волны в первую же ночь, потому что сразу же после их оплодотворения море начало отступать. Не унесут их и следующие приливы, амплитуда которых будет все убывать. Две недели спустя высокие приливы новолуния высвободят икринки из-под песка. Мальки выйдут на свободу и окажутся в открытом море.

Процесс метания икры и ее оплодотворения протекал с хронометрической и, более того, с астрономической точностью. Если бы корюшки ошиблись хоть на несколько минут, как это зачастую делает электронный робот, ничто бы никогда не выклюнулось из их икринок и этот вид рыб давно бы уже исчез.

Само собой разумеется, что рыбешки ничего не рассчитывают. Живя в море, они стали его органической частью. Все их действия согласованы с ритмами моря, иначе говоря — с движениями небесных тел.

В детстве я не раз проводил летние каникулы в местности Роскóф, на северном побережье Бретани. Надо ли говорить, что любимейшей моей забавой в часы отлива была столь увлекательная охота за всякими мелкими морскими тварями. Мне попадались креветки, камбала в больших лужах, оставляемых на пляжах отступающим морем; притаившиеся под скоплениями водорослей сонные крабы высовывали свои толстые клешни, когда я отваливал камень; на влажном песке, изумительно гладком, поблескивали «глаза» зарывшихся в него двустворчатых раковин «петушок» ( Tapes decussatus ). И вот в этом удивительном пространстве между границами прилива и отлива я замечал то тут, то там прилипшие к песку большие зеленые нашлепки. Тогда меня нисколько не занимало, что же это такое. Прежде чем прилив успевал снова затопить область моих детских разведок, зеленые нашлепки исчезали…