Жорж Блон - На суше и на море

Раз селекционная работа с растениями строится по принципу «Много званых, да мало избранных», нельзя ли находить избранника побыстрее, рассуждал он. Но избранник не появляется внезапно. Мичурин учит, что свойства растения формируются в процессе развития. Следовательно, надо попытаться методами воспитания создавать новые растения с заранее задуманными свойствами.

— Ведь мало суметь соединить в одном гибриде два родительских свойства, например урожайность и хороший вкус плодов, необходим и красивый внешний вид, и насыщенность плодов витаминами, и раннее созревание при нашем относительно коротком лете. И конечно, морозостойкость.

— Уж слишком много вы требуете, — заметил кто-то из экскурсантов, — хотите найти идеального героя?

— Да, хочу. Но не найти, готовыми они, как и люди, не рождаются. Создать воспитанием. Мичурин указал метод. Называется он методом ментора, воспитателя. Молодой, с еще не определившимися свойствами сеянчик прививают на дерево, скажем, с особо вкусными плодами. И оно, как ментор, будет воспитывать, накапливать в будущем сорте свойство давать хорошие плоды. Так можно пропустить сеянчик через целый синклит разных воспитателей и накопить в нем то, что нам нужно.

— Это теоретически?

— Практически тоже. Два десятилетия поисков привели нас вот к этим деревьям-садам.

Два десятилетия поисков, я знала по книгам Зорина, — это сотни опытов по тончайшей, ювелирной хирургии растений. Сначала на перцах, помидорах, фасоли, пшенице — всевозможных однолетних растениях. Они своего рода «кролики», на которых можно быстро получить результаты эксперимента, сделать выводы. Затем кустарники и деревья. Он прививает не только ростовые почки и черенки, как принято в садоводстве, но и любые части растения: лист, цветок, плод, корень. Даже растение целиком со всеми этими частями заставляет поселиться на другом растении. Он прививает зародыш семени, который еле различишь под лупой, на другое семя, заставляет срастаться две половинки разных ростовых почек и давать затем общий побег. В его руках обыкновенный прививочный нож становится поистине волшебным.

— Деревья-сады, — продолжал Зорин, — это как бы разные опытные делянки, перенесенные на одно растение. Подумайте, как удобно можно вести исследование, какую экономию получаем в земельной площади, уходе, затратах, а главное — во времени. Это практическая сторона. А научная?

Зорин задумался, собираясь с мыслями.

— Каждый плод, — продолжал он, — созревающий в кроне дерева-сада, которая составлена из разных видов и сортов цитрусовых, испытывает на себе их влияние. Много влияний. Какие-то из них будут преобладающими. Они «отложатся» в виде новых свойств в семени. Вырастив из такого семени сеянец, мы можем его снова привить в крону. Подбирая в качестве ментора ветку мандарина, апельсина или дикого лимона, можем «добавлять» ему те качества, которые хотим развить. А дерево-сад, давая новые плоды, будет создавать другие гибриды, которые впоследствии могут стать новыми сортами. Так из года в год. Получается своего рода живая автоматическая система. Раз созданная, она затем действует длительное время.

Последнее десятилетие работы ученого и было отдано разработке теории и практики селекционной работы с помощью деревьев-садов. Он поставил перед собой сложнейшую задачу: найти способы управлять этой системой, разгадать тайны влияния ее компонентов. Решение этой задачи вооружило бы нынешних и будущих селекционеров таким методом, который позволит им вести работу по созданию новых сортов гораздо эффективнее, чем при нынешних методах.

— Интересно, очень интересно! А скажите, удалось вам уже получить какие-то новые сорта?

— В цитрусовых садах побережья растут три новых сорта мандаринов, полученных на Сочинской опытной станции: «сочинский», «пионер» и «краснодарский». Специалисты находят их лучшими по вкусу, чем уншиу и американский сорт сильверхилл. И по урожайности они обогнали эти общепринятые сорта примерно в полтора раза. В нынешнем году мы выделяем три новых гибрида с интересными свойствами. Но, — заключает Федор Михайлович, — по главному для нас признаку — морозостойкости — сорта, вышедшие за пределы станций, хотя и превышают имеющиеся, все же страдают в суровые зимы. Поэтому я не считаю, что задача создания полноценного сорта решена. Мы продолжаем над этим работать.

И вот я в селекционном саду после «ледового побоища», разыгравшегося в ночь на 28 января. Еще издали увидела Федора Михайловича и остановилась, чтобы не мешать.

В сопровождении коротконогого черного пса Марса он медленно шел по засыпанной снегом дорожке. Это был его обычный утренний обход, который он совершает неизменно три десятка лет. Сегодня — это обход врача по палатам тяжелобольных, причем и сам врач словно захвачен недугом. Ссутулились плечи, тяжело опирается на трость, с которой никогда не видела его прежде.

Федор Михайлович подсчитывает потери. Стоит, задумавшись, возле одних деревцев, другие окидывает мимолетным взглядом. Вот подряд большая группа растений, на которых недавно еще свежие листья свернулись трубкой, приобрели сухой медно-сизый оттенок. Эти, наверное, умрут. Еще и еще деревца, не выдержавшие схватки с морозом. А вот надолго останавливает его маленькое деревцо. Страшно, нестерпимо холодно ему, а держится! Как и теплой, влажной осенью ярки и сочны глянцевые листья. Деревцо приняло в открытую ледяной бой и выстояло. Садовод выходит из задумчивости, легонько проводит по кудрявой кроне рукой и идет дальше.

Возле домика-лаборатории в глубокой траншее, опоясавшей самое крупное дерево-сад, работает девушка в замазанном глиной синем халате. Ее лицо разрумянилось на морозе, белокурые волосы выбились из-под косынки. Закоченевшими пальцами она выбирает в желтой липкой глине камни и выбрасывает наверх. Целая куча крупного галечника и обкатанных когда-то морем камней высится у края траншеи.

— Что это у вас за земляные работы, Люся? — спрашиваю я.

— У нас же не почвы, а голая глина и камни, — разгибается она, поправляя косынку. — Когда сажали деревцо маленьким, не было времени и сил выбирать камни, добавлять хорошую землю на большую глубину. Теперь разрослось, надо корням лучшую почву создавать.

Я согласно кивнула головой, но подумала в душе: есть ли смысл в этой тяжелой, кропотливой работе, когда сад гибнет и неизвестно, что от него останется к весне?

Подошел Федор Михайлович:

— Гоню ее домой хоть часа два отдохнуть — не хочет. Не спала совсем.

По усталым, покрасневшим глазам вижу, что и он, кажется, провел бессонную ночь.