Джек Вэнс - Рассказы

— Убирайся! — завопил Пэррин. — Ты не существуешь!

Дверь затрещала. Пэррин, тяжело дыша, стоял на самом верху лестницы. Еще минута — и дверь распахнется. Он знал, что увидит огромную черную фигуру с округлыми, как столбы, конечностями, горящими, как фары, глазами. Пэррин даже знал, что последним звуком, который он услышит, будет громкий хруст костей…

Верхний засов сломался, дверь покачнулась. Огромная черная лапа проникла внутрь, схватила задвижку, и Пэррин увидел блеск когтей.

Он нервно озирался в поисках какого-нибудь оружия… На маяке не было ничего подходящего — только разводной ключ да кухонный нож.

Нижний засов разлетелся на куски, дверь едва держалась на петлях. Пэррин стоял, ничего не соображая. Внезапно из глубины подсознания выплыла спасительная мысль. «Что ж, — решил Пэррин, — это единственный шанс». Он бросился в свою комнату. С грохотом упала входная дверь, послышались тяжелые шаги. Он оглядел комнату. У кровати лежал ботинок.

Чудовище двинулось вверх по лестнице — и весь маяк завибрировал. Пэррин ожидал самого страшного, он догадывался, что сейчас услышит. Раздался голос грубый и безжизненный, но чем-то похожий на тот, другой, нежный и мелодичный.

— Тебе же сказали, что я вернусь.

Бум, бум, бум — вверх по лестнице. Схватив ботинок за носок, Пэррин изо всех сил стукнул себя каблуком по виску.

Сознание возвращалось медленно. Держась руками за стенку, Пэррин с трудом поднялся на ноги. На ощупь добрел до кровати, сел. За окном по-прежнему была ночь. Он посмотрел на небо. Пять лун ушли далеко на запад. Поидель вырвалась вперед, а Лиада отстала от остальных.

Завтрашней ночью луны взойдут порознь. Завтрашней ночью не будет высокого прилива, волны не будут вздыматься и биться о рифы.

Завтрашней ночью луны не смогут вызвать из кромешной тьмы ужасные призраки.

Одиннадцать недель до смены. Пэррин осторожно дотронулся до виска. Весьма приличная шишка.

Со скалы крадучись спускалось жалкое изможденное существо. Реликт двигался короткими стремительными рывками, то прячась в слоях плотного темного воздуха, то гоняясь за пробегавшими мимо тенями, то опускаясь на четвереньки. Добравшись до последнего уступа, он остановился, разглядывая равнину.

Темневшие вдали пологие холмы заслоняли испещренное крапинками мутно-белое, словно плохо вымытый стакан из-под молока, небо. Между скалой и холмами простиралась равнина, похожая на отвратительный прогнивший черный бархат. Высоко в воздух бил фонтан из жидких камней.

Но Реликту было не до того. Его терзал жестокий голод. За неимением лучшего сгодились бы и те растения, которые он заметил на равнине. Они торчали над изменчивой поверхностью водоемов, окружая источники какого-то удушливого газа. Мокрые, одиноко повисшие на черенках листья, кучи полусгнивших колючек, бледно-зеленые луковицы, стебли с изуродованными, цветами. Узнать, к какому виду принадлежали эти останки, теперь казалось совершенно невозможным, и Реликт не был уверен в том, что растения, которые он ел вчера, не отравят его сегодня.

Он осторожно коснулся ногой поверхности равнины. Причудливая конструкция из блестящих красных и серо-зеленых пирамид выдержала его вес. Но уже через мгновение нога увязла. Реликт в бешенстве высвободился, отпрыгнул и уселся на пока еще твердый камень.

Голову его сверлила единственная мысль — во что бы то ни стало добыть пищу. Невдалеке на равнине резвились два Примитива: скользили, танцевали, то пропадая из виду, то неожиданно появляясь вновь. Реликт задумчиво наблюдал. Подойди они поближе, он попытался бы убить одного. Эти твари очень напоминали людей и могли стать неплохой пищей.

Он ждал. Несколько минут? Часов? Теперь бы никто не определил. С тех пор как исчезло солнце, время перестало совершать свой вечный оборот. Да и слово «время» потеряло всякий смысл.

Когда-то жизнь была совсем иной. Реликт еще сохранил обрывки воспоминаний о прежних днях, до того, как вечные, казавшиеся незыблемыми логические устои вселенной, да и сама вселенная, превратились в ничто. Человек подчинил себе Землю при помощи одного предположения: то или иное действие влечет за собой следствие, само по себе являясь следствием какого-то предыдущего действия.

Манипуляции с основным законом жизни принесли богатые плоды. Человек восхищался своей многогранной натурой. Он мог жить во льдах и в пустыне, в лесу и в огромном городе — Природа не ограничила его существование какими-то особенными рамками.

Но человек и не подозревал о своей уязвимости. Его средой обитания была логика, а разум — средством для выживания.

А потом наступил ужасный час, когда Земля погрузилась в бездну Хаоса, растворились все причинно-следственные связи. Разум стал бесполезной роскошью. Из двух биллионов людей, населявших Землю, выжили лишь небольшие группы.

Одни из них, в прошлом сумасшедшие, именовались Примитивами, королями эпохи. Их дисгармония настолько точно соответствовала непредсказуемым причудам окружающего мира, словно основывала своеобразную безумную мудрость. А может, мир, утратив привычный Порядок, реагировал на расстроенную психику человека?

Другие — Реликты, тоже кое-как смогли приспособиться. Они единственные еще придерживались старой логики. Этого хватало для контроля обмена веществ, но не больше. Жалкая горстка Реликтов не имела будущего. Они быстро вымирали, здравый смысл не мог защитить от окружающего мира. Время от времени черная мгла затмевала их разум, и Реликты с неистовым ревом мчались по равнине, гонимые яростным безумием.

Примитивы наблюдали за ними без удивления и любопытства. Да и чему удивляться? Потерявший рассудок Реликт мог пополнить число Примитивов, да и только. Реликт и Примитив ели одни и те же растения и одинаково натирали ноги раскрошенной водой. Но если Реликт после этого мог умереть от заворота кишок или проказы, то Примитив чувствовал себя прекрасно. Если Примитив попытается сожрать Реликта, тот побежит, охваченный ужасом, и нигде не сможет остановиться, и будет прыгать с места на место, широко раскрыв глаза, вдыхая тяжелый воздух, крича и задыхаясь, пока не сгинет в омуте черного расплавленного металла или не упадет в безвоздушную яму, где, обезумев, начнет метаться, словно муха, попавшая в бутылку.

Реликтов осталось теперь очень мало. Финн, тот, что сидел на камне у края равнины, жил с четырьмя себе подобными. Двое — совсем дряхлые старики — доживали последние дни.

На равнине один из Примитивов, Альфа, внезапно уселся на землю, схватил пригоршню воздуха, голубой жидкий шар, камень и принялся перемешивать все это, растягивая получившуюся смесь, как тянучку. Реликт прижался к земле. От этой твари можно ожидать любой чертовщины, Примитивы совершенно непредсказуемы! Их мясо годилось в пищу, но Примитивы и сами не отказались бы съесть Реликта, если бы представилась возможность. В этом поединке Реликт находился в невыгодном положении. Абсолютная непредсказуемость Примитивов сбивала с толку. А убегая, он постоянно рисковал угодить в ловушку, поверхность Земли беспрестанно менялась.