Гарри Гаррисон - Миры Гарри Гаррисона. Том 18

— Сколько тебе лет, Брайан?

— Больно, — пробормотал он, не открывая глаз и бессильно повернув голову на подушке. Она вздохнула. Не так легко это будет.

Снова и снова задавала она свой вопрос. Дни выпадали разные — и хорошие и плохие, чаще плохие. Время шло, и понемногу она начала отчаиваться. Тело Брайана поправлялось, но связь его с сознанием все еще оставалась слабой и хрупкой. Все еще не теряя надежды, она как-то снова спросила:

— Сколько тебе лет, Брайан?

Он открыл глаза, посмотрел на нее, нахмурился:

— Вы меня уже спрашивали… я помню.

— Очень хорошо. Как ты думаешь, сможешь ты ответить сейчас?

— Не знаю. Я знаю, что вы меня уже спрашивали.

— Да, спрашивала. Ты молодец, что помнишь.

— Это голова, да? У меня что-то с головой.

— Совершенно верно. У тебя было кое-что с головой. Но сейчас тебе намного лучше.

— Я думаю головой.

— Снова верно. Тебе становится гораздо лучше, Брайан.

— Я плохо думаю. И моя спина, и рука… Болят. Моя голова…

— Правильно. У тебя была повреждена голова. Спина и рука тоже, но они быстро заживают. А повреждения головы были очень серьезные, поэтому у тебя может что-то путаться в памяти. Не беспокойся, со временем все придет в норму. Я здесь и буду тебе помогать. Поэтому когда я задаю тебе вопросы, ты должен помогать мне. Попробуй ответить, как можешь. Скажи, сколько лет тебе было в последний день рождения?

— День рождения. Торт… розовый торт.

— Со свечками?

— Много свечек.

— Ты можешь сосчитать их, Брайан? Попробуй сосчитать свечки.

Губы его зашевелились, глаза все еще были закрыты. Он изо всех сил напрягал память, так что даже заворочался в кровати.

— Зажжены. Горят. Я их вижу. Одна, две… еще… Всего, по-моему… да, четырнадцать.

Женщина с седыми волосами улыбнулась, протянула руку и потрепала его по плечу. Она все еще улыбалась, когда его веки, дрогнув, поднялись, глаза раскрылись и посмотрели на нее.

— Хорошо, очень, очень хорошо, Брайан. Меня зовут доктор Снэрсбрук. Я ухаживаю за тобой все это время, с тех пор как произошел несчастный случай. Так что можешь мне поверить, если я говорю, что тебе стало намного лучше — и дальше будет становиться еще лучше. Я тебе потом объясню. А сейчас поспи…

Ему приходилось нелегко. Иногда казалось, что, сделав шаг вперед, он тут же делает два шага назад. Боль как будто уменьшалась, но все еще беспокоила его, временами он только о ней и мог говорить. Аппетита у него почти не было, но капельницы с питательным раствором он попросил убрать. Однажды он целый день проплакал от страха; что его напугало, доктор Снэрсбрук так и не узнала.

Но мало-помалу, под ее неумолимым напором, память его стала восстанавливаться. Перепутанные обрывки прошлого понемногу связывались между собой, складываясь в единую картину. Правда, обширных кусков воспоминаний еще не хватало. Она видела это, а он нет. Как можно чувствовать, что не хватает того, чего ты совершенно не помнишь? Личность Брайана медленно, но верно восстанавливалась и крепла с каждым днем. И вот однажды он спросил:

— Мой отец… Долли… как они? Я их давно не видел.

Эрин ждала этого вопроса и заранее подготовила тщательно продуманный ответ.

— Когда тебя ранило, были и другие жертвы, но никто из тех, кого ты знал, не пострадал. А теперь тебе лучше всего немного отдохнуть.

Она кивнула сестре, и Брайан уголком глаза заметил, как та ввела что-то из шприца в катетер, соединенный с его веной. Он хотел еще поговорить, задать множество вопросов, попытался шевельнуть губами, но вместо этого погрузился в бездонную тьму.

…

Когда доктор Снэрсбрук пришла к Брайану в следующий раз, с ней был нейрохирург больницы Ричард Фостер, который хорошо знал всю историю болезни больного Дилени.

— Никогда не видел, чтобы больные так успешно поправлялись после таких тяжелых травм, — сказал Фостер. — Это беспрецедентно. Такие обширные повреждения мозга всегда ведут к серьезным нарушениям. Мышечная слабость, паралич, тяжелый сенсорный дефицит. Однако у него, по-видимому, функционируют все системы. Поразительно, что у него вообще хоть частично восстановилось сознание. Обычно такие больные обречены на коматозное состояние. Он должен был превратиться в растение.

— Мне кажется, вы оперируете не теми понятиями, — терпеливо принялась объяснять доктор Снэрсбрук. — На самом деле Брайан вовсе не «поправился» в обычном смысле слова. Восстановление нервных связей не имело ничего общего с естественным заживлением. Его мозг перестал быть грудой обломков только потому, что мы все эти связи заменили.

— Это я понимаю. Но не могу поверить, что все они соединены правильно.

— Боюсь, что тут вы совершенно правы. Наши действия могли быть лишь приблизительными. Так что сейчас, когда какая-то структура в одной части его мозга посылает в другую часть сигнал — например, команду шевельнуть рукой или ногой, — вполне возможно, что это не тот самый сигнал, который был бы послан до травмы. Но если хотя бы часть соединений, которые мы сделали, оказались правильными, то хотя бы некоторые из этих сигналов попадут более или менее туда, куда надо, где они вызовут приблизительно нужный эффект. А это самое важное. Предоставьте мозгу хоть капельку возможности, и все остальное он сделает сам. Это как при любой операции. Хирург всегда работает приблизительно. Он никогда не может в точности восстановить то, что было раньше, — но это обычно не имеет особого значения, потому что организм на многое способен сам.

Она взглянула на мониторы: артериальное давление, температура, дыхание и самое главное — энцефалограмма. По экрану плыли характерные волны, соответствующие нормальному глубокому сну. Увидев их, она с облегчением вздохнула. Результаты были, вне всякого сомнения, положительными. Все происходившее в последние недели подтверждало, что ее нетрадиционный, новаторский, непроверенный план все-таки может привести к успеху.

Ждавший в приемной Беникоф начал подниматься со стула, но она сделала ему знак снова сесть и сама уселась в мягкое кресло напротив.

— Победа! — радостно произнесла она долгожданное слово. — Когда вы видели его в последний раз, это было еще только начало. Я много работала с ним, помогала снова обрести доступ к воспоминаниям и мыслям, которые оставались на периферии сознания. У него еще многое путается, это неизбежно. Но он уже хорошо говорит, он сказал мне, сколько ему лет, — четырнадцать. А теперь он спрашивает про отца и мачеху. Вы понимаете, что это значит?

— Прекрасно понимаю — и счастлив, что первым поздравляю вас. Вы получили, по сути дела, мертвое тело с погибшим мозгом и восстановили его память в достаточной мере, чтобы довести ее до четырнадцатилетнего возраста.