Гарри Гаррисон - Миры Гарри Гаррисона. Том 18

— Договорились. — Это прозвучало так, словно заговорил камень. Бен улыбнулся всем сидящим за столом.

— Я рад, что все мы на одной стороне. Капитан Кан, расскажите, пожалуйста, о вашей экспертной программе и о результатах, полученных с ее помощью.

Доклад Шелли был четким, ясным и кратким. Когда она умолкла, все снова повернулись к Беникофу.

— Я проверил эту версию. Результаты пока что неплохие. Во-первых, в это время и в этом месте действительно пролетел вертолет — его зарегистрировал радар в Мирамаре. Следователи разыскали скотовода, над домом которого проходил расчетный маршрут полета. Его побеспокоил низко пролетевший вертолет — он помнит это, потому что шум помешал ему досмотреть конец фильма, шедшего по телевизору. Мы связались с телестудией и установили точное время.

— Вертолет нашли? — рявкнул генерал.

— После того как мы сопоставили все данные, отыскать его оказалось легче всего. По-видимому, это был «ТС-69», работавший на стройке. Любое другое летательное средство, прибывшее в данный район извне, должно было представить план полета, но ничего подобного зарегистрировано не было. Из документов компании по прокату вертолетов следует, что во второй половине того дня в вертолете были обнаружены неполадки в электропитании, и он не был выпущен в обратный путь. Машина не вернулась на аэродром Браун, к которому приписана, а осталась на стройплощадке в Гуатэе. На следующее утро туда привезли механика, который легко устранил неполадку, оказавшуюся незначительной. Настолько незначительной, добавлю я, что пилот мог бы и сам ее исправить: плохой контакт в одном из приборов.

— Вертолет летал той ночью? — спросил генерал.

— По документам — нет, — ответил Бен. — Это очень интересно. Сведения о полетах фиксируются на основании пилотской книжки, поскольку на летательных аппаратах, в отличие от автомобилей, нет спидометра, который показывал бы, сколько километров они пролетели. Но на каждом двигателе есть счетчик, показывающий, сколько часов он проработал. И здесь мы обнаружили расхождение. Пилот утверждал, что в ту ночь никуда не летал, машина оставалась на земле и улетела только на следующий день. Но это не соответствует показаниям счетчика на двигателе. А теперь мы подходим к самому интересному. Как только я сообщил об этой версии ФБР, там занялись этой компанией. Через два часа они уже задержали пилота — вот запись беседы, которую я с ним имел как раз перед тем, как пришел сюда.

Наступила мертвая тишина. Бен вставил кассету в стоящий на столе проектор. На дальней стене опустился из-под потолка экран, и свет в комнате померк. Камера находилась сзади Бена, и на экране был виден силуэт его головы. Яркий свет падал на лицо человека, сидевшего перед ним, и были хорошо видны все оттенки его выражения.

— Вы Орвил Родс? — услышали они голос Бена.

— Точно. Только никто меня так не зовет. Дасти Родс, вот как меня зовут, ясно? И вот еще что. Я вам уже все это раза два рассказывал, так что теперь скажите-ка мне вы, какого черта я тут делаю? И вообще, кто вы такой? Я знаю пока только одно — что меня приволокли сюда люди из ФБР, и без всяких объяснений. У меня тоже есть права.

Пилот был молод, крепко сложен, зол — и недурен собой. Он прекрасно знал, что девчонки по нем сохнут, — достаточно было видеть, как он разглаживает свои пышные светлые усы или быстрым движением головы откидывает назад волосы.

— Сейчас все объясню, Дасти. Только сначала ответь на несколько несложных вопросов. Ты пилот-вертолётчик и работаешь в компании «Скай-Хай»?

— Об этом вы меня тоже спрашивали.

— И в январе-феврале нынешнего года ты работал на одной стройке в Гуатэе, штат Калифорния?

— Да, примерно в это время я там работал.

— Хорошо. Теперь расскажи мне про один определенный день — среду 8 февраля. Ты помнишь этот день?

— Да бросьте вы, мистер, как вас там! Разве можно помнить какой-то определенный день через столько месяцев? — сердито отозвался Дасти, но глаза у него забегали, и стало ясно, что ему не по себе.

— А я уверен, что ты тот день помнишь. Это был один из трех дней, когда ты не мог летать из-за растяжения связок на запястье.

— Ах вот что? Тогда, конечно, помню. Так бы сразу и говорили. Я сидел дома и пил пиво, потому что доктор не велел мне летать.

Он произнес это вполне чистосердечно, но в ярком свете были отчетливо видны бисеринки пота, выступившие у него на лбу.

— Кто подменил тебя на эти три дня?

— Какой-то другой пилот, компания его наняла. Почему бы вам не спросить у них?

— А мы у них спросили. Они говорят, что ты знал этого пилота, Бена Соубриджа, и что ты сам его рекомендовал.

— Это они так сказали? Может, они и правы. Давно дело было, — пробормотал он, моргая от яркого света и забыв про свои усы, которые совсем обвисли.

Когда Бен снова заговорил, от его голоса повеяло арктическим холодом.

— Послушай, что я сейчас скажу, Дасти, прежде чем будешь отвечать на следующий вопрос. Справка от врача о том, что у тебя было растяжение связок, хранится в документах компании. Она подложная. Известно также, что за несколько недель до и после того дня ты погасил задолженность по рассрочке за автомобиль и положил крупные суммы на свой счет в банке. Мы проследили происхождение этих сумм — они были переведены со счета в другом штате, на который 20 января было внесено двадцать пять тысяч долларов. Хотя тот счет был открыт на чужое имя, почерк на чеке твой собственный. Теперь два важных вопроса. Кто подкупил тебя этими деньгами и кто был тот пилот, которого ты рекомендовал себе на подмену на эти три дня?

— Никто никого не подкупал. А деньги эти — мой выигрыш, я ставил на скачки в Тихуане. Я, ну, в общем, не хотел впутывать в это налоговую службу, понимаете? А про пилота я вам уже говорил. Его зовут Бен Соубридж.

— Ни одному пилоту по имени Бен Соубридж никогда не выдавались летные права. Мне нужно знать правду о том, откуда взялись эти деньги. И мне нужно знать, кто этот пилот, — только ты лучше как следует подумай, прежде чем отвечать. Пока это еще не уголовное дело, и никаких обвинений против тебя не выдвигается. А если они будут выдвинуты, то тебе станет очень неуютно. Этот вертолет был использован для совершения серьезного преступления. Были жертвы. Тебя привлекут как соучастника. В лучшем случае обвинят в получении взятки, лжесвидетельстве, преступной неосторожности. У тебя отнимут летные права, наложат штраф и отправят в тюрьму. Это самое меньшее, чем может для тебя кончиться дело. А если будешь и дальше упорствовать, я постараюсь, чтобы тебя судили еще и за убийство.

— Ничего я не знаю ни о каком убийстве!

— Это не имеет значения. Ты был добровольным соучастником. Но это самый худший вариант. Если ты мне поможешь, я помогу тебе. Если ты все чистосердечно расскажешь, вполне вероятно, что дело замнут, — в том случае, если ты сможешь вывести нас на тех, кто тебя подкупил. И еще раз предупреждаю — подумай, прежде чем отвечать. Они и не пытались замести следы этой взятки или уничтожить подложные документы. Потому что им на тебя наплевать. Они знали, что рано или поздно кто-нибудь догадается о твоей причастности, — и знали, что попадешься только ты.