Гарри Гаррисон - Миры Гарри Гаррисона. Том 08

— Очень оптимистический проект. Хотя я не вижу причин, которые мешали бы ему воплотиться в жизнь. — Арни продолжал думать о том, что сказал ему Нильс. Об Израиле. Эти мысли не давали ему покоя, как больной зуб, он не мог отделаться от них. Хотя и редко говорил на эту тему. — Что ты имел в виду? Что значит — кишка тонка? Я сделал только то, что должен был сделать. Ты считаешь это ошибкой? Неужели верность Израилю выше долга перед всем человечеством?

— Да нет же, черт возьми! — Пилот умудрился вложить теплоту даже в еле слышный гудящий шепот. — Никогда не забывай — я на твоей стороне. Я просто хотел сказать, что восхищаюсь тобой, тем, что ты не продался. Остаться там было бы предательством. Сколько раз с незапамятных времен ученые продавали и предавали науку! Бомбы, отравляющие газы, гибель за отечество — все это прямое предательство. Изобрести атомную бомбу, а потом схватиться за голову и хныкать, что ее не так используют, — это косвенное предательство. А бывает еще предательство-самообман: я изобретаю паралитические газы, смертоносные бактерии, мощные бомбы, но их никогда не будут применять. Или самый распространенный вид предательства, свойственный нам всем: мир слишком большой, и я все равно ничего не могу изменить. «Доу Кемикал» производит напалм, чтобы поджаривать людей, но я не перестану покупать их изделия, это ничему не поможет. Южная Африка — самое настоящее полицейское государство с узаконенным рабством негров. Но я покупаю их апельсины, а что я могу поделать? Это ты виноват в том, как я теперь себя чувствую, Арни.

— Богом клянусь — или Марсом? — я не понимаю, что ты хочешь этим сказать? — Арни притопывал ногами, потому что холод начал уже пробираться через подошвы.

— Я хочу сказать, что ты совершил поступок, на который у меня не хватило бы духа. Ты следуешь своим убеждениям, каких бы жертв они ни требовали. Сколько раз в Дании проводили бойкоты против «Доу» и Южной Африки, но я не обращал на них внимания, даже посмеивался. Что мог сделать я? Я летал, хорошо зарабатывал и наслаждался жизнью. Но ты перевернул все мое нутро, я понял, что можно жить по-другому…

— Хватит! — возмущенно сказал Арни. — Ты не понимаешь, о чем говоришь. Я совершил измену, предал свою страну и ее веру в меня, лишил открытия, которое по праву должно было принадлежать ей. Я поставил себя вне закона. Ученые в каком-то смысле тоже дают клятву, и я преступил свою.

— Не понимаю.

— Конечно не понимаешь. У тебя односторонний, бездумный взгляд на вещи, еще более предвзятый, чем у меня. Я признаю свое преступление. Но ты походя сваливаешь на ученых вину за все мировые грехи. Ты говорил об атомной бомбе. А как насчет атомных электростанций и лечения радиацией? Ты осуждаешь ученых за изобретение взрывчатки, но забываешь о пластиках, которые получены на той же фундаментальной основе. Говоря о бактериологическом оружии, имей в виду, что в результате аналогичных исследований созданы антивирусные препараты. Нельзя винить науку и ученых за все несправедливости мира. Мы, физики, могли только создать атомную бомбу, но финансировало ее правительство, а решение сбросить ее принимали избранные народом политики. И народ в большинстве своем, похоже, одобрил это решение. Ученые не развязывают войн — это делают народы. Обвиняя во всем ученых, ты просто ищешь козлов отпущения. Легче, конечно, обругать кого-то, чем признать свою собственную вину. Многие южноафриканцы наверняка прекрасно чувствуют себя в роли рабовладельцев, иначе их правительство не удержалось бы у власти. Помнишь, Маккиавелли говорил, что ни один государь не сможет править страной, если весь народ против него. Не нацисты истребляли евреев — это делал немецкий народ. Люди должны отвечать за свои поступки, но им не нравится тяжесть этой ответственности. Поэтому они предпочитают обвинять кого-то другого. Они говорят, что во всем виноваты ученые, которые изобрели атомные бомбы, пушки и самолеты. А народ, голосующий за политиков, которые развязывают войны, тут ни при чем. Неужели ты действительно так считаешь?

Нильс был потрясен этой внезапной вспышкой.

— Я ничего подобного не говорил. Я только сказал, что восхищаюсь…

— Не надо восхищаться человеком, который предал доверие своей страны. Даже если время докажет правильность моего решения, я все равно совершил непростительный поступок.

— Если ты так считаешь, зачем ты вообще покинул Израиль и прилетел в Данию? Я знаю, что ты родился и вырос в Дании. Неужели только поэтому?

Над ними надолго сомкнулась марсианская тишина, пока Арни не заговорил опять:

— Возможно. Может, потому, что верил — или надеялся. А может, потому что я еврей. В Израиле я израильтянин. Но за его пределами я еврей. Везде, кроме Дании. В Дании нет евреев — просто датчане исповедуют разные религии. Тебе было три или четыре года, когда нацисты маршировали через всю Европу, поэтому для тебя это история, очередная глава в толстом учебнике. Самое чудовищное было то, что они, как демоны, умели выпускать на волю зло, живущее в сердцах людей. Народы завоеванных стран помогали им топить их печи. Французская полиция арестовывала для них евреев. Украинцы с радостью загружали их топки. Поляки бежали смотреть, как поджаривают их соседей-евреев, хотя потом их за проявленную преданность самих стерли в порошок. Все оккупированные страны помогали немцам. Все, кроме одной. Датская полиция была потрясена, когда узнала о предстоящей чистке. Полицейские известили об этом других людей, которые тоже пришли в ужас. Таксисты ездили по улицам с телефонными книгами, разыскивая жителей с еврейскими фамилиями. Бойскауты разносили предупреждения. Все больницы Дании распахнули свои двери для евреев и укрывали их у себя. За несколько суток все евреи, которых удалось найти, были тайно вывезены из страны. Вы знаете, почему датчане вели себя так?

— Конечно! — Пилот сжал огромные кулаки. — Они просто были людьми. Есть вещи, которых делать нельзя.

— Вот видишь, ты и ответил на свой собственный вопрос. Я тоже сделал свой выбор. Молю Бога, чтобы он оказался правильным.

Арни начал спускаться с горы, затем остановился на мгновение.

— Я был одним из тех, кого тайком переправили в Швецию. Возможно, я только возвращаю свой долг.

Они отправились вниз, спускаясь бок о бок к теплу и свету поселка.

— Нет смысла брать обе машины, — сказала Марта в телефонную трубку. — Хорошо, потом будем выяснять, на чьей поедем… Да, Ове… Улла уже готова? Ладно, буду примерно через час… У нас останется масса времени. Места для нас заказаны, так что волноваться не о чем. Извините, кажется, звонят в дверь. Значит, договорились? До встречи.