Гарри Гаррисон - Миры Гарри Гаррисона. Том 09

— Говорит-то много. Но при передаче сигнала возникает такая уйма случайных потерь — через включатели, контакты и прочее, — что я не представляю себе, как такая штука может работать.

— Предполагается, что она анализирует каждую потерю, устанавливает ее величину, определяет, какой она должна быть, и если все совпало — переходит к следующей утечке.

— Я могу сказать только: «Ух ты-ы!» Если ваши ребята сумели засунуть столько электроники в такую коробочку — шляпу долой. Но чего ты хочешь от меня?

— Как проверить прибор вне лаборатории? Вдруг он не работает?

— Очень просто. Включи его на несколько телефонов — хотя бы на свой собственный и еще кого-нибудь из вашей конторы — и дай ему поработать. А потом подцепи на эти линии прослушивание — и увидишь, что он скажет.

— Звучит действительно просто. Они говорят, что достаточно как-то воткнуть его в микрофонный ввод. Это сложно?

— Вовсе нет. Вот так. — Ян подошел к своему аппарату и закрепил прибор поверх микрофона. Загорелась лампочка «ВКЛ». — А теперь просто говори, как обычно.

— Давай попробуем. Я скажу Лиз, что ты придешь.

Во время короткого разговора они оба следили за быстрыми вспышками сигналов. Похоже, прибор трудился вовсю. Тэргуд-Смит нажал рычаг телефона, и мерцание прекратилось. Засветилась строчка табло:

«ЛИНИЯ ПРОСЛУШИВАЕТСЯ НА КОММУТАТОРЕ».

— Похоже, что работает, — негромко сказал Тэргуд-Смит, глядя на Яна.

— Работает… Так ты думаешь, он нашел «клопа» на моем телефоне? С какой стати… — Ян на момент задумался, потом погрозил зятю пальцем. — Кончай, Смитти. Ты отнюдь не случайно пришел ко мне и прицепил эту штуковину. Ты знал, что меня подслушивают. Но почему?

— Скажем так, Ян: я подозревал нечто подобное. Но уверен не был. — Он подошел к окну и выглянул наружу, сплетя пальцы за спиной. — Работа моя полна неопределенностей и подозрений. Были намеки, что ты под наблюдением одного отдела, но мне не так уж удобно спрашивать, к тому же там стали бы все отрицать. — Он обернулся, лицо его стало очень жестким. —

Но теперь я знаю — и пара голов покатится. Я не позволю этим болванам трогать мою семью. Все будет улажено, так что забудь об этом.

— Хотел бы, Смитти. Но боюсь, что это мне не удастся. Я должен знать, что происходит.

— Конечно, должен. — Тэргуд-Смит смиренно поднял руки. — Просто ты оказался в ненужный момент в ненужном месте. Этого вполне достаточно, чтобы низовые бюрократы начали действовать.

— Я был в самых обычных местах. А единственный ненужный момент — когда меня чуть не утопили.

— Вот именно. Признаться, я не совсем поверил тебе, когда ты рассказывал, что видел. Даже больше скажу, но это должно остаться между нами.

— Мог бы и не предупреждать.

— Извини. Так вот. На первом катере были преступники — контрабандисты, везли наркотики. Второй катер был наш, сторожевик. Догнал беглецов и взорвал.

— Контрабандные наркотики? Я и не знал, что такое бывает. Но если бывает и если их поймали — это же отличный сюжет для вечерних новостей.

— Я-то с тобой согласен, но согласны не все. Им кажется, что такая информация будет только поощрять нарушение закона. Такова политика, и нам от нее никуда не деться, и ты случайно влип в эту кашу. Но не надолго. Так что забудь и о «клопе», и о том, что я тебе говорил, — и приходи к восьми.

Ян взял зятя за руку.

— Если я кажусь недостаточно благодарным — так это только из-за похмелья. Спасибо. Хорошо знать, что ты есть. Я, правда, половины не понял, но, может быть, и не хочу понимать.

— Это самое мудрое. До вечера.

Когда дверь закрылась, Ян вылил в раковину остывший кофе и подошел к бару. Клин клином вышибать — это не в его правилах, но сегодня случай особый. Можно ли верить Смитти? Он правду сказал или приврал по долгу службы? Он все рассказал или там есть еще что-нибудь? Единственное, что оставалось, — вести себя так, будто это «еще что-нибудь» есть на самом деле. И следить за собой при телефонных разговорах.

Потом до него вдруг дошло, что Сара на субмарине говорила правду. Оказывается, мир далеко не так прост, как он думал всю жизнь.

На улице шел снег, и лондонский Сити исчез за мельтешащей белой пеленой. Что же делать? Он знал, что стоит на распутье, на развилке жизненных дорог. Быть может, это самый главный выбор, выбор важности неимоверной. За последние недели он получил немало ощутимых ударов; пожалуй, больше, чем за всю предыдущую жизнь. Школьные драки, университетские экзамены, дела любовные — все это на самом деле было совсем просто. Жизнь всегда текла ему навстречу, и он всегда принимал это как должное. Все решения были просты, потому что всегда шли по течению. Теперь — другое дело. Теперь надо решать .

Конечно, он мог бы забыть все, что услышал и узнал, и жить, как прежде…

Но нет. Вряд ли. Все изменилось; мир, в котором он жил, оказался ненастоящим, а его взгляд на реальность — неверным. Израиль, контрабандисты, подлодки, демократия, рабовладение… Все это существовало, а он ничего не знал. Он заблуждался. Словно люди до Коперника, убежденные в том, что Солнце вращается вокруг Земли. Они верили — нет, они знали, — что это правда. И они ошибались. Он тоже знал свой мир — и точно так же ошибался.

В тот момент он не имел понятия, куда заведут его эти мысли, но ощутил внезапный страх, что дело может кончиться катастрофой. Может — но попытаться все-таки надо… Возникла даже гордость какая-то, что он так свободно мыслит, что способен к рациональному, без эмоций, поиску истины, в чем бы она ни состояла.

Ну что ж. В мире много такой правды, о которой он и понятия не имеет, — он до нее докопается. И он знает, как это сделать. Это просто. Быть может, он и оставит какие-то следы — но если сделает все, как надо, его не поймают.

Улыбнувшись, он взял блокнот, карандаш, — и сел чертить схему компьютерной программы. С помощью этой программы он узнает все.

— У меня просто слов нет, как я рада, что вы решили работать с нами. Все наши микросхемы — древности, годные разве что для музеев. Я каждый день просто в отчаянии, просто не знаю, что с ними делать.

Седая, маленькая, толстенькая — Соня Амарильо была едва видна из-за большого письменного стола. Несмотря на годы, прожитые в Лондоне, она говорила с заметным французским акцентом, а похожа была на консьержку или замотанную домохозяйку, хотя по праву считалась одним из лучших специалистов по связи во всем мире.

— Я тоже рад, мадам Амарильо. Быть здесь для меня и большая честь, и большое удовольствие. Должен сознаться, что присоединяюсь к вашей работе из чисто эгоистических побуждений.

— Побольше бы такого эгоизма!

— Однако это чистая правда. Я работаю над малогабаритной системой морской навигации. У меня возникли кое-какие проблемы, и в конце концов до меня дошло, что главное — я просто очень мало знаю об устройстве сателлитов. Когда услышал, что вы ищете специалиста по микросхемам, то сразу ухватился за такой шанс.