Бернар Вербер - Отец наших отцов [litres]

– Перед вами один из парадоксов астрономии: возможность слушать эхо взрыва, прогремевшего пятнадцать миллиардов лет назад. Чем дальше в пространство мы заглядываем, тем больше откатываемся назад во времени. Свет звезд путешествует века, поэтому астрономы наблюдают явления, происходившие во все более давнем прошлом. Позволительно надеяться, что в конце концов люди обзаведутся телескопами, чья мощность обеспечит визуальное присутствие при историческом событии, превосходящем важностью все остальные, – рождении Вселенной, Большом взрыве. Пока что мы довольствуемся всего лишь его резонансом.

Сандерсон был склонен объяснять эволюцию на примере Эйфелевой башни. В основании энергия, выше – материя, планеты, а на вершине жизнь. Венчают всю конструкцию люди, самые совершенные среди животных, появившиеся позже всех остальных.

Он указал на таблицу на стене. Лукреция Немрод принялась переписывать в блокнот его представление об эволюции материального мира.

15 миллиардов лет назад: рождение Вселенной.

5 миллиардов лет назад: зарождение Солнечной системы.

4 миллиарда лет назад: появление Земли.

3 миллиарда лет назад: первые следы жизни на Земле.

500 миллионов лет назад: первые позвоночные.

200 миллионов лет назад: первые млекопитающие.

70 миллионов лет назад: первые приматы.

При рассмотрении в такой перспективе все исторические события, служившие вехами в истории человечества, превращались в ничтожно малые, помещались на самом острие самого кончика пирамиды – необозримого времени.

– Вы состоите в клубе «Откуда мы взялись?», профессор? – спросила Лукреция Немрод.

– Конечно, члены этого клуба немного смахивают на жокеев в начале забега, – ответил профессор с улыбкой. – Все дружно устремляются к общей цели, жаждут проникнуть в тайну начала начал, но каждый скачет по собственной траектории, каждый горит желанием убедить в своей правоте других.

– Какую же теорию отстаиваете вы сами? Как появление человека на Земле представляется вам? – спросил Исидор Каценберг.

Ученый настроил слуховой аппарат, попросил повторить вопрос и повел гостей к себе в лабораторию. Там на стенах, в витринах, на стеллажах красовались бесчисленные камни всех мыслимых размеров.

– Вселенная так велика, – начал профессор Сандерсон, – в ней столько планет, что даже с математической точки зрения некоторые из них не могут не быть обитаемыми. Необязательно населенными человекоподобными существами, животными, даже растениями, но по крайней мере крохотными живыми существами: бактериями, микробами. Кое-что в этом роде уже обнаружено на Марсе. К тому же по Вселенной снуют во все стороны естественные космические корабли – метеориты.

Астроном предъявил гостям несколько образцов породы, извлеченные из-под стекла.

– Они совершают нескончаемые путешествия в пространстве. Иногда обрушиваются на планеты, бывает, что просто рикошетят от них и продолжают полет, как шары космического бильярда. Эти метеориты можно сравнить с миллионами сперматозоидов, способными оплодотворять гигантские яйцеклетки – планеты.

– Не эти ли метеориты мы прозвали «падающими звездами»? – спросила Лукреция Немрод.

Сандерсон утвердительно кивнул. Из его слов выходило, что часто метеориты сгорают в атмосфере, создавая впечатление движущихся звезд.

По его оценке, на Землю ежедневно падало в среднем три тысячи неземных объектов. Но некоторые метеориты сохраняли целостность и могли содержать воздух, а значит, микробы, бактерии и вирусы.

Из одного из стеклянных саркофагов был извлечен мрачный, словно обработанный автогеном, булыжник. Профессор положил его под микроскоп и поманил журналистов. Те залюбовались крохотными фигурками; одни напоминали кружки, другие – червячков.

Астроном ничуть не сомневался, что метеориты оплодотворяли Вселенную. Один занес на Землю жизнь, второй – вирус, истребивший динозавров, третий – новый вирус, приведший к мутации приматов, возникновению у них странной болезни, получившей потом название «человечество».

Сандерсон соглашался, что он не первым выдвинул теорию о том, что жизнь, положившую начало человечеству, принесли на Землю метеориты. Первым эту идею, окрещенную «панспермией», выдвинул в 1893 году швед Сванте Аррениус, потом ее развил английский лорд Келвин. Потом теорию надолго забыли. Но в 1969 году в Австралии был обнаружен метеорит Мерчисона. Вопреки всем ранее выдвигавшимся соображениям, он содержал семьдесят полносоставных аминокислот, причем восемь из них знакомы нам по белкам человека!

При вхождении в атмосферу эти белки погибли от высоких температур, могут возразить некоторые. Но недавно был открыт прион – белок, невосприимчивый к самым высоким температурам. Прион гораздо сильнее вирусов и способен гораздо быстрее, чем они, переносить заболевания.

– Адам появился благодаря приону? – ахнула Лукреция Немрод.

Профессор Сандерсон нисколько в этом не сомневался. Человечество возникло тем или иным образом вследствие внеземной болезни, поразившей обезьяну, начавшую мутировать и понемногу меняться.

– Кстати, все болезни побуждают нас к дальнейшей эволюции, – подчеркнул астроном и погладил один из своих метеоритов, как кота. Его теория проистекала из длительных раздумий, приведших к отказу от многих прежних убеждений. Любой грипп, краснуха, гепатит, настаивал он, приводят к небольшой мутации у больного.

– Болезни всегда питали эволюцию человечьей породы. Чума научила нас гигиене, холера заставила фильтровать воду, туберкулез привел к открытию антибиотиков. Кто предскажет, что хорошего принесут новые болезни, пока что вызывающие у людей только страх?

Исидор Каценберг, слушая астронома, расхаживал по помещению, все щупал, приподнимал то гладкий камешек, то камень необычной формы, исследовал предметы и приспособления, но при этом не пропускал ничего из сказанного.

– Любая болезнь несет урок. Рак – болезнь коммуникации: здоровые клетки не знают, как проинформировать больные о необходимости прекратить размножаться. СПИД – болезнь любви, клетки теряют способность различать, что идет им на пользу, а что во вред. Разве эта утрата ценностей и коммуникации не проливает свет на нынешнее состояние человечества? Чтобы преодолеть эти изъяны, ему нужна дальнейшая мутация. Потом придет черед других болезней, и они снова подтолкнут людей к прогрессу.

– Такие ваши речи наверняка вызывают в клубе «Откуда мы взялись?» ожесточенные споры, – предположил с другого края лаборатории Исидор Каценберг.

Ученый признал, что обстановка в клубе порой накаляется, особенно когда начинают спорить между собой верующие и безбожники, дарвинисты и ламаркисты.