Бернар Вербер - Отец наших отцов [litres]

– В астрономии ввиду отсутствия доказательств можно одновременно утверждать совершенно противоположные одна другой вещи, но в палеонтологии дело обстоит совершенно иначе. В этой дисциплине ученые умеют выжать показания из любой кости.

– Как профессор Аджемьян? – спросил Исидор.

Астроном вздрогнул, но промолчал.

Журналист подошел к нему вплотную и ни с того ни с сего заявил:

– Вы его презирали.

Сандерсон в недоумении сделал шаг назад.

– С чего вы взяли?

– Мне служит подсказкой выражение вашего лица. При упоминании Аджемьяна вас перекосило. Человеческая физиономия сродни приборной доске с кучей индикаторов.

Сандерсон попытался овладеть собой, но рот у него все равно кривился.

– Аджемьян… Профессор Аджемьян был своеобразным человеком. Но я никогда не держал на него зла, даже после несчастного случая…

– Что за несчастный случай?

Сандерсон дотронулся до своего слухового аппарата.

– Моя глухота – следствие одной из неудачных шуток Аджемьяна. Однажды он подошел ко мне и шепотом сказал: «Хочешь услышать свой Большой взрыв?» Не успел я ответить, как он взорвал у меня под самым носом здоровенную петарду. Вот такой он был, Аджемьян, такой был у него юмор. С его точки зрения, если человек одержим Большим взрывом, значит, он обязан его пережить. Если у меня слабые барабанные перепонки – тем хуже для меня. После этого мой слух ослаб на все восемьдесят процентов. А ведь слух помогает нам ориентироваться в пространстве гораздо больше, чем зрение. Став тугоухим, я больше не сознаю объема пространства, где нахожусь.

– Это вы его убили? – спросил напрямик Исидор Каценберг.

– Нет.

– Тогда кто, по-вашему, мог это сделать?

Для астронома внезапный звон разбитого стекла прозвучал еле слышно. Лукреция Немрод успела повалить его на пол, спасая от влетевшего в окно огромного камня и прикрывая ладонями голову от осколков.

Опасливо выпрямившись и оглянувшись, все трое обнаружили за окном ту, кто угрожал их жизни, – обезьяну. Стоя на ветке, она изучала причиненный ее камнем ущерб. Потом, размахивая для равновесия руками, она, прыгая с ветки на ветку, удалилась.

– Обезьяна! – сказала зачем-то Лукреция.

– Она хотела прикончить меня этим камнем! – воскликнул Сандерсон, трогая лоб, где благодаря вмешательству Лукреции осталась всего лишь царапина.

– Зачем обезьяне убивать человека? – удивился Исидор Каценберг.

Сандерсон быстро справился с шоком.

– Конрад… – выдохнул он.

– Какой еще Конрад?

– Конрад и Аджемьян – два светила французской палеонтологии, на дух друг друга не переносившие. С точки зрения Конрада, экстравагантные теории Аджемьяна дискредитировали всю профессию. Однажды у них дошло до потасовки. Не хотел вам этого рассказывать, но, как видно, дело приобретает такие масштабы, что пора положить этому конец. Профессор Конрад – не только палеонтолог, а еще и приматолог. Он заведует секцией обезьян в зоопарке в парижском Ботаническом саду, при Музее естественной истории. Он мастерски ими управляет.

Лукреция Немрод записала в блокноте имя и координаты подозреваемого.

Исидор Каценберг уставился на ветки, послужившие опорой обезьяне. Его посетила мысль, что буква S на зеркале в ванной означает всего лишь «singe» [2] Обезьяна ( фр. ). .

– ССС… ссс… – шипит змея.

ОН едва успел успокоиться после пожара и боя в пещере – и на тебе, змея, причем большущая! До чего ОН не любит змей!

Это нутряное отвращение, особенно он ненавидит таких вот питонов.

Змея тем временем обвивает ему ногу и тянется к шее с намерением задушить. Его трясет от ее липкого, холодного прикосновения. Змея уже сжимает ему горло двумя кольцами. ОН чувствует, как она его душит, и пытается схватить змеиную голову. Змеи, обвивающие и душащие жертву, обычно неядовитые. Тут что-то одно: либо яд, либо удушение.

ОН старается порвать змее пасть. Остальные наблюдают происходящее, не пытаясь вмешаться. У каждого свои проблемы. Змея сжимает ему трахею. ОН кашляет, избавляясь от лишнего воздуха, и разводит змее челюсти. Та в ответ давит все сильнее. У него останавливается дыхание.

ОН говорит себе, что сейчас умрет. Вся жизнь сконцентрирована теперь у него в мозгу: погони, случки, войны, единоборства, пиры. ОН не может запечатлеть на чем-то свои мысли, поэтому никто не узнает, что с ним произошло. Откуда-то издалека, из неведомых недр его собственного естества, приходит фраза:

Откуда взялась эта ниточка слов? Из будущего? Из прошлого? С облаков? Из иного, параллельного мира?

Как слезы под дождем…

ОН считает, что они прекрасны. Его вид способен на такие мысли! Он горд тем, что родился среди достойных зверей. Эта змея ни на что похожее не способна. Значит, честь жить должна принадлежать ЕМУ.

Прилив энергии позволяет ему порвать голову рептилии надвое. Теперь ОН держит по челюсти в каждой руке. Давление длинной, холодной, гладкой массы ослабевает, воздух снова проникает ему в горло, просачивается в легкие. ОН пожирает змеиную голову, а остальное швыряет детям. Осторожно, говорит ОН им, мелкие кости могут застрять у вас в горле. Змеи бывают опасными даже мертвые.

ОН карабкается по ветвям на самую верхушку дерева. Оттуда все представляется по-другому. Здесь Он далеко от угроз, таящихся внизу, зато чудеса небес совсем рядом. Хорошо бы стать птицей и взмыть в облака! ОН даже не против, чтобы его утащил орел, чтобы хоть так почувствовать самому, что такое небо, хотя бы на недолгие мгновения!

Когда ОН в прыжке схватил за ноги самку, чуть было не унесенную орлом, другие могли подумать, что ОН сделал это, чтобы ее спасти. Нет, ОН хотел подняться вместе с ней в небо.

ОН озирает небесный свод. Там уже блещет звездочка. ОН не сводит с нее глаз. Рядом со звездой пролетает метеорит, озаряющий темнеющее небо. Вот и другой метеорит. ОН не в состоянии представить, что это такое.

Для него это – сотканные из света сверхбыстрые птицы.

– Вы верите в эти метеоритные истории? – спросила Лукреция Немрод.

Исидор Каценберг не ответил – был занят оплатой билетов в кассе. Он забрал сдачу, и они прошли на территорию Сада растений.

Благодаря ржавым решеткам буйволы успешно соседствовали с медведями в просторных клетках, тигры не могли причинить вреда своим соседям жирафам. Двое журналистов поспешили в секцию приматов.

Безупречный, без единого пятнышка белый халат, ровные светлые усики, тщательно расчесанная седая грива – таким предстал перед ними профессор Конрад, бесстрашно кормивший в клетке семейку весельчаков-бабуинов и обращавшийся к ним как к расшалившейся детворе: