Бронислава Бродская - Капсула [СИ]

Женщина у него была только одна: первая и последняя — Маша. Он с ней прожил больше двух лет. Сначала все было хорошо, девчонка крутая, лучше многих, Паше даже казалось, что парни ему завидуют. Она с удовольствием ходила с ним в походы, не ныла, несла тяжелый рюкзак. Паша даже начал подумывать о женитьбе, но Маша стала показывать свой характер: то не так, это не так, денег мало, работу смени, свози, достань, ты должен … Это «должен» Пашу бесило. Никому он ничего не должен, еще чего. Еще не жена, а уже командует. Стали ссориться, Маша на него орала, а он молчал, а потом выгнал из квартиры. Сам себе он казался «крутым», да нужна она ему! Еще придет, будет умолять, чтобы обратно пустил, говорить, что любит.

Маша не вернулась, вообще ни разу не пришла. В компании, где ее можно было встретить, Паша старался не ходить. С другой стороны, а куда ему было еще ходить? Стало тоскливо. О жизни с Машей он не жалел, был доволен, что не женился. Мать ее сразу невзлюбила, надо же, оказалась права. Мать он любил и жалел, но считал бабой несуразной, неудачливой и глупой, всерьез ее принимать было нельзя. Мать казалась большим, даже старым ребенком, потерявшимся без жесткой родительской руки. Мать у него — балда, но другой-то нет. Сестра, папашки у них, правда, разные, вот она — другое дело. Хитрая девка, не бог весть какая красавица, но замуж вышла удачно. Двое детей, дом, муж обеспечивает, что еще бабе надо? Тут Паша ловит себя на стыдной мысли, что он тоже был бы не против родиться «бабой», и тогда кто-то другой на него бы впахивал. Но это он так, не всерьез: бабой быть конечно легче, но мужиком однако лучше и почетнее. Он, Паша, мужик и должен этим гордиться. Впрочем честно говоря, гордиться было особо нечем.

Пашу всегда разъедала внутренняя собой неудовлетворенность. Ребята из его компании служили в армии и всегда рассказывали много смешного и поучительного, делясь своим армейским опытом, твердо убежденные, что «настоящий мужик должен послужить». А Паша не служил. Еще в школе понимал, что «да, настоящий мужик должен …», но было себя жалко, очень уж там тяжело. Мама суетилась, у него как раз спина жутко болела, сделали справку. Диагноз — остеохондроз, радикулит, грыжа межпозвоночного диска. Травма в связи со значительными нагрузками на позвоночник, предрасположенность к таким заболеваниям из-за высокого роста, когда на поясничный отдел приходится избыточный вес. В первый призыв не взяли, а потом он в институт поступил и вопрос закрылся. Смог бы он в армии выживать или нет, теперь узнать этого было нельзя. Ребята бурно праздновали «дембель», Паша завидовал их форме, особенно десантной, голубым беретам, но уговаривал себя, что «ему всего этого не надо», что ни к чему ему быть «сапогом», и него, дескать, будет другой путь.

В институте ему сразу не понравилось, слишком уж трудно. В группе у них было несколько мальчиков в очках, сильных в точных науках и в компьютерах, но Паша даже не пытался за ними угнаться. Из своей компании он учился в институте только один, студентом было быть не так уж престижно. Ребята, которых он считал товарищами, довольно много пили, ругались и частенько по пьянке дрались. Паше очень бы хотелось быть как все, пить пиво кружками и быть в состоянии «засосать», как они все говорили, бутылку водки, но пить он совсем не умел. Еще до того, как наступало приятное бесшабашное опьянение, Паше становилось плохо, тошнило, несколько раз начиналась рвота, Паша попадал в неудобное положение, и всячески старался крепких напитков избегать. Кроме того, имея папашу-алкоголика, Паша вовсе не желал идти по его стопам. Просто раз и навсегда объяснить ребятам, что он не пьет, он не решался. В их компании непьющий человек считался или больными или просто подозрительным, и Паша каждый раз на посиделках играл комедию отчаянного и веселого выпивохи, стараясь выпивать по-половинке, пропускать тосты, и внезапно уходил с вечеринки под разными загадочными предлогами. Разговаривали в их компании на смеси обильного мата с блатной феней. Сам он так не говорил, то ли стеснялся, то ли чувствовал, что в его устах все получится фальшиво и неорганично. Впрочем друзья не замечали, что он «пожиже», чем большинство из них.

В Братске были группировки бандитов, которых Паша панически боялся встретить на своем пути. Избить могли до смерти, просто так покуражиться, унизить, проглядев момент, когда все выходит из-под контроля, и тот, кого они избивают ногами, перестает стонать и шевелиться. Пару раз Паше пришлось побывать на похоронах слишком смелых товарищей, которые считали, что им «море по колено». У Паши была внешность «своего» парня, сам он считал себя разумным и осторожным, никогда не желая признаваться себе в трусости. Институт он бросил, интеллектуала-инженера из него не вышло, тяжелый труд на заводе он презирал. Шоферить его устраивало, но зарплаты оказались резко меньше, чем он себе представлял. В его гиблом, глубоко провинциальном, городе, следовало каждодневно доказывать свою крутость, а у Паши была неуместная мягкая картавость, тихий голос и нежелание ругаться через каждое слово матом. Временами он очень хотел бы быть как все, и иногда, наоборот, считал, что ему в Братске не место, что ему уготована какая-то другая, яркая судьба, просто надо потерпеть и подождать.

Сейчас он стоял, напряженный, нахохлившийся в коридоре поезда дальнего следования, стараясь перебороть нервную дрожь пережитого испуга, паники, приправленную злобой, неуверенностью в себе и агрессией. Прямо на него шла молодая довольно красивая проводница в синей узкой юбке, белой блузке с синей жилеткой. Форма ее выглядела новой, Паше было очевидно, но она не ложилась. Что ж не открывала-то? Чем так была занята? Он постепенно успокоился и даже попытался улыбнуться. Не рассказывать же ей про свои страхи. Стыдно как-то. И чего запаниковал? Бегал тут как идиот, вагон свой потерял, ресторан не мог найти. Сейчас ни в какой ресторан он уж не пойдет. Поздно. Соседи по купе давно спать легли, не дождались его. А может ему к ней в купе пойти? А что? Неплохая идея:

— Девушка, я же стучался. Вы, что не слышали? Я громко стучал.

— Да, не слышала, но видела, как ты тут ходил по вагонам.

— Ну, как вы могли меня видеть, ваша дверь была закрыта.

— Идем ко мне в купе, я тебе объясню.

Пашу не удивило, что проводница обращается к нему на «ты». Он же молодой, а она все-таки постарше. К себе приглашает, даже делать ничего не пришлось. Он ей сразу понравился. Хорошо, он с ней ночь скоротает, а утром к себе вернется, а на следующую ночь опять сюда придет, и так до самой Москвы. Интересно, а она москвичка? Может бригада московская, вот бы так все и было. Девушка открыла дверь в боковое купе, пропустила его вперед и закрыла дверь на задвижку. Паша довольно развязно уселся на сидение и потянул проводницу за собой.