Бронислава Бродская - Капсула [СИ]

Никогда ничего такого ему и в голову не приходило, а тут вдруг он увидел свой город по-другому. Он как бы сам идет мимо по-свински упившихся молодых людей, расхристанных девок, всей этой грязно ругающейся, ссущей, блюющей толпы своих ровесников. Он слышит запах мочи, блевотины, перемешанных с дешевыми духами. Везде остро пахнет пивом, недорогой едой и гниющей помойкой. Паша раньше не замечал этих запахов, а сейчас они странным образом ударяют ему в нос. Он не только видит, но и слышит, обоняет … Лида знает, что он смотрит свое кино глазами чужих людей, гладких американских умников, которые никогда не были в российской глубинке, не понимают трудной и суровой жизни провинции, а могут только ужасаться и морщить нос.

Это еще не все про запахи. Паша предчувствовал, что кино обязательно это покажет, не может не показать, чтобы чужой взгляд охватил их привычный ад. Над городом завывая, ревет сирена. Рвущий душу, жуткий, бьющий по нервам вой, к которому нельзя привыкнуть, но они давно привыкли. Сирена — значит надо плотно закрывать окна. Братский лесоперерабатывающий комбинат, БЛПК производит выброс отходов. Через трубу, тупо, прямо в воздух, в центре города выбрасывают метилмеркаптан. БРАЗ, гигант алюминиевой промышленности, выбрасывает бензапирен безо всякой сирены. Надо городом вечный дым, привычно пахнет сероводородом. Такой вот у них город. Очистные сооружения давно устарели, на новые нет денег, денег нет ни на что. В Ангаре плавают промышленные стоки, скапливается плавающая древесина в Братском море. Какое это все-таки ужасное зрелище: гниющий, буро-черный, без малейших прогалов, ковер на воде, который никто не убирает.

Паша видит себя в моторной лодке. Ага, это он на рыбалке, самое его главное удовольствие: природа, тихо … прохладно, еле слышный плеск весел, когда он приводит свою лодку на место и глушит мотор. Чтобы наловить рыбы приходится уходить все дальше от города. Там конечно не стоило бы ловить рыбу, это те самые места, где под воду ушли целые деревни: дома, сараи, кладбища … сколько в воде трупов разложилось, не сосчитать. Паша ловит крупных жирных окуней, иногда ему попадаются щуки и лини. О разлагающихся в воде трупах он не думает, хотя сейчас на просмотре понимает, что для других такая рыбалка была бы неприемлемой. А еще в этой ангарской воде промышленные стоки ртути и фтора. Паша не слишком хорошо себе представляет, что это такое и почему вредно. «Они» представляют и ужасаются. Ужас и брезгливость «чужих» Паше неприятны, но он вынужден признать, что все так примерно и есть: молодежь хочет отсюда уехать, в Братске нечем заниматься, не на что надеяться. Почему мама родила его именно здесь? А потому, что дед с бабкой, другие родственники были советскими романтиками, польстившимися на голубые «дали» «запах тайги», побежали строить гиганты пятилетки, хотели получать северные надбавки. Ничего не сбылось. Забытый, разрушающийся, никому не нужный город, делающийся все меньше и незначительнее.

А теперь почему-то Паша видит себя в маминой квартире. Всего две комнаты. Он тогда упросил маму поменять трехкомнатную на эту. На разницу он купил грузовик. А что … разве мать не обязана помогать сыну? Паша ждал, что ему станут показывать тот их давешний разговор на возвышенных тонах про квартиру. Он требовал, чтобы мать осталась в однокомнатной, а она не соглашалась. Он орал, она плакала, закрывала лицо руками, он настаивал … сестра вмешалась: «нет и все!» Это, как она говорила, стремно маму обирать, дескать, он сам должен … а как самому … чтобы хоть что-то сделать нужны деньги, а где ему взять … ей-то хорошо говорить, у нее муж … сама сидит палец о палец никогда не ударила. Мать сеструхе на него нажаловалась.

Показывают все их жилплощади. Старая трехкомнатная квартира … ага, потом дедушкина однокомнатная квартира, где он с папашей жил … ну вот … дождался: мать плачет на кухне, он ей что-то говорит, лицо злое, красное, глаза аж побелели от бешенства. Слов не слышно, но Паша примерно помнит, что он тогда матери говорил, как ее стыдил за нежелание ему помочь, в чем обвинял, что требовал … хорошо, что нет звука. Ему бы не хотелось снова слышать их прошлый разговор. Тогда он считал себя во всем правым, сейчас … все воспринимается по-другому: он — подлец, а мать жаль. Квартира — это все, что у нее есть. Мать, большой трудолюбивый ребенок, всю свою жизнь проработала на стройке, тянула их с сестрой, а он … эх, сейчас ему действительно стыдно. Зачем он тогда так на нее напирал? Хотя … не мог просто обойтись, не было выхода. Машину купил, а потом пришлось ее продать, денег занял под бизнес, опять ничего не вышло. Надо долг отдавать, мать ему помогает. Жалко ее. Опять те же кадры: кухня, он орет, размахивает руками, близко наклоняется к маминому лицо, она молчит, видны ее когда-то васильковые, а сейчас изрядно выцветшие усталые глаза, худую долговязую фигуру, морщинистую шею, увядшее лицо. Снова этот кадр, потом он останавливается и Паша вынужден смотреть на свои сжатые кулаки и бешеные глаза. Когда же это кончится? Когда? Он устал. Ага, ну, слава богу. Наконец-то!

Он в их маленькой уютной квартире. Мама постаралась, сделала евроремонт. Современные материалы, европейский стандарт. Они, разумеется, никогда в Европе не были, но европейский стандарт — есть европейский стандарт: стены крошечного коридора мама заклеила моющимися обоями, темно-бордовыми с крупными золотыми лилиями, дорого, прямо шикарно. Перегородку между туалетом и ванной они сломали, получился совмещенный санузел с отличной ярко-голубой сантехникой. Ничего, что ванна сидячая, больше и не нужно. В столовой мать сделала натяжные потолки, безо всякой люстры, потому что маленькие скрытые лампочки помещались прямо в потолке и светили ярким дневным светом. Красота. И полы теплые настелили, трубочки там лежали под искусственным паркетом. Паркет сделали серовато-коричневый, под грушу-мадейру. А в спальне у матери настелили красный палас. Камера скользит по квартире: туда-сюда, туда-сюда, места мало: две совсем небольшие комнаты, кухня 6 метров, коридорчик, санузел … что показывать? На что смотреть?

Лида усмехнулась: Паша смотрит на свою квартиру много раз подряд и постепенно начинает видеть ее по-другому. С каждым новым разом все более критически: помпезные обои в коридорчике смешны, на крохотном пространстве выглядят безобразно. То же мне … замок! Паркет точно такой же, как в универмаге, на дерево он похож только с очень большой натяжкой. Натяжной потолок висит совсем уж над головой, а современные утопленные светильники совершенно не вяжутся со старой советской мебелью, которую купили еще дедушка с бабушкой. Она сейчас совсем обшарпанная: дешевый блеск серванта и стола, продавленный диван, на котором вечно валяется его белье, потому что на этом диване Паша спит, где еще ему спать … Когда он дома, им с матерью часто приходиться ждать своей очереди, чтобы воспользоваться ванной или туалетом. Если бы они оставались раздельными, было бы удобнее.