Рэй Брэдбери - Сборник 7 ДАЛЕКО ЗА ПОЛНОЧЬ

Они поужинали в патио: скворчащий стейк, зеленый горошек, тарелка испанского риса, немного вина и пряные персики на десерт.

Вытерев рот салфеткой, он как бы мимоходом заметил:

– Знаешь, я хотел сказать тебе. Я тут проверил записи того, что я задолжал тебе за последние шесть дней, пока мы ехали от Мехико досюда. Ты считаешь, что я должен тебе сто двадцать пять песо, то есть примерно двадцать пять американских долларов, так?

– Да.

– Я сложил, и у меня получилось всего двадцать два.

– Думаю, этого не может быть, – возразила она, все еще ковыряя ложечкой персик.

– Я проверял дважды.

– Я тоже.

– Думаю, ты посчитала неверно.

– Может быть. – Она резко вскочила, с грохотом отодвигая стул. – Пойдем проверим.

В номере под зажженной лампой лежал открытый блокнот. Они вместе стали проверять цифры.

– Видишь, – спокойно сказал он. – У тебя три доллара лишних. Как так?

– Так вышло. Прости.

– Бухгалтер из тебя никудышный.

– Я стараюсь.

– Плохо стараешься. Я думал, у тебя есть хоть немного чувства ответственности.

– Я очень стараюсь.

– Ты забыла проверить, накачаны ли шины, ты выбрала номер с жесткими кроватями, у тебя постоянно все теряется, в Акапулько ты потеряла ключ от багажника, задевала куда-то манометр от насоса, и к тому же ты не умеешь вести счета. Я кручу баранку…

– Знаю, знаю, ты целыми днями крутишь баранку и ты устал, в Мехико ты подхватил ларингит и боишься, что зараза снова даст о себе знать, тебе не хотелось бы, чтоб она дала осложнение на сердце, так что самое малое, что я могу для тебя сделать, это держать свой нос в чистоте, а счета в порядке. Все это я знаю наизусть. Но я всего лишь писатель, и я допускаю, что сделала ошибку.

– Так ты никогда не станешь хорошим писателем, – сказал он. – Сложение – это же так просто.

– Я сделала это не нарочно! – вскричала она, отшвырнув карандаш. – Черт побери! Мне сейчас даже жаль, что я обманула тебя не нарочно. Я о многом сейчас жалею. Жалею, что не нарочно потеряла манометр, во всяком случае мне было бы приятно думать, что я насолила тебе. Жаль, что я не специально выбрала эти кровати из-за жестких матрасов, вот бы я посмеялась сегодня ночью, думая, как жестко тебе на них спать; жаль, что я не сделала этого нарочно. А теперь еще мне жаль, что я не специально подтасовала цифры. С какой радостью я бы посмеялась и над этим тоже.

– Не кричи так, замолчи, – сказал он ей, как ребенку.

– Разрази меня гром, если я замолчу.

– Я только хотел знать, сколько у тебя еще в заначке.

Запустив дрожащие пальцы в кошелек, она выложила оттуда все свои деньги. Когда он пересчитал, оказалось, пяти долларов не хватает.

– Ты не только плохой счетовод, который то и дело меня обкрадывает, а теперь еще и пять долларов пропали, – сказал он. – Ну, и где они?

– Не знаю. Наверное, я забыла записать в расходы, а если и записала, то забыла указать, на что их потратила. Господи боже, я не хочу снова пересчитывать весь этот список. Лучше заплачу недостачу из своих карманных, и вопрос исчерпан. Возьми свои пять долларов! А теперь пойдем прогуляемся, здесь так душно.

Она рывком распахнула дверь, дрожа от гнева, совершенно не соразмерного всему случившемуся. Ее трясло, бросало то в жар, то в холод, она знала, что щеки у нее горят, а глаза блестят, и когда сеньор Гонсалес с поклоном пожелал им приятно провести вечер, в ответ ей пришлось выдавить из себя улыбку.

– Держи, – сказал муж, протягивая ей ключ от номера. – Только, ради бога, не потеряй.

На утопающей в зелени zocalo 37играл оркестр. Он дудел, гудел, трубил и свистел на бронзово-витой эстраде. Площадь пестрела разномастным народом и буйством красок: мужчины и юноши вышагивали в одну сторону по розово-голубым плиткам мостовой, а женщины и девушки двигались им навстречу, кокетливо подмигивая друг дружке темными, как маслины, глазами; мужчины, держась под руки, то сближались с ними, то расходились, с важным видом о чем-то переговариваясь, а женщины и девушки двигались парами, словно сплетаясь в венки и наполняя все вокруг сладким цветочным ароматом, разносимым летним ночным ветерком над остывающими узорами плиточной мостовой, и шепчась вслед разносчикам прохладительных напитков, тамаля 38и энчилад 39. Оркестр грянул разок «Янки Дудль», к удовольствию светловолосой женщины в роговых очках, которая с широкой улыбкой повернулась к мужу. Затем, когда оркестр принялся наяривать «Кумпарситу» и «La Paloma Azul» 40, она почувствовала, как на душе у нее потеплело, и она начала потихоньку, вполголоса подпевать.

– Ты ведешь себя как туристка, – одернул ее муж.

– Просто мне хорошо.

– Не будь дурой, больше я не прошу.

Мимо них, шаркая, проходил торговец серебряными безделушками.

– Senor?

Пока оркестр играл, Джозеф осмотрел товар и выбрал браслет, очень изящную, очень изысканную вещицу.

– Сколько?

– Veinte pesos, senor. 41

– Ого, – с улыбкой произнес Джозеф и сказал по-испански: – Я дам тебе за него пять песо.

– Пять? – отозвался тот по-испански. – Да я умру с голоду.

– Не торгуйся с ним, – вмешалась жена.

– Не твое дело, – улыбаясь, сказал муж. – Пять песо, сеньор, – повторил он торговцу.

– Нет, нет, для меня это будет в убыток. Последняя цена – десять песо.

– Может быть, я дам тебе шесть, – предложил муж. – И ни песо больше.

Торговец в каком-то оторопелом испуге нерешительно замялся, а Джозеф небрежно кинул браслет на красный сафьяновый лоток и отвернулся:

– Я не буду брать. Всего хорошего.

– Senor ! Шесть песо, и он ваш!

Мужчина рассмеялся.

– Дай ему шесть песо, дорогая.

Негнущимися руками она достала бумажник и протянула торговцу несколько банкнот. Торговец ушел.

– Надеюсь, ты доволен? – спросила она у мужа.

– Доволен? – Улыбаясь, он подкинул браслет на бледной ладони. – Еще бы: за доллар и двадцать пять центов я купил браслет, который в Штатах стоит тридцать долларов!

– Мне надо тебе кое в чем признаться, – сказала жена. – Я дала этому человеку десять песо. –

– Что?! – Муж перестал улыбаться.

– Вместе с бумажками по одному песо я дала одну банкноту в пять песо. Не волнуйся. Я возмещу их из собственных карманных денег. Эти пять песо не войдут в счет, который я представлю тебе в конце недели.

Он ничего не ответил, только опустил браслет в карман. Посмотрел на оркестр, разразившийся последними аккордами «Ay, Jalisco». А потом сказал:

– Ты дура. Эти люди выманят у тебя все деньги.

Теперь настал ее черед отодвинуться от него и замолчать. Она почувствовала скорее облегчение и принялась слушать музыку.

– Пойду-ка я обратно в номер, – сказал он. Устал я.

– Мы проехали от Пацкуаро всего сотню миль.

– Что-то у меня опять першит в горле. Пойдем.