Рэй Брэдбери - Сборник 13 КОШКИНА ПИЖАМА

Тут Эстер вспомнила, что ее друг Теодор Драйзер когда-то давно написал очень любимую всеми песню: «О the moon is bright tonight along the Wabash, from the fields there comes the scent of new-mown hay. Through the sycamores the candlelight is gloaming – on the banks of the Wabash, far away…» 31

Затем была: «Nights are long since you went away…» 32

A потом: «Smile the while I bid you sad adieu, when the years roll by I'll come to you» 33.

И «Jeanine, I dream of lilac time» 34.

И «Gee, but I'd give the world to see that old gang of mine» 35.

И еще «Those wedding bells are breaking up that old gang of mine» 36.

И наконец, конечно же: «Should auld acquaintance be forgot…» 37

К тому времени все бутылки уже опустели, и мы снова вернулись к «I Get the Blues When It Rains», после этого часы пробили три, и жена Дольфа стояла у открытой двери, держа в руках наши пальто, мы подходили, одевались и выходили в ночь на улицу, шепотом продолжая напевать.

Не помню, кто отвез меня домой и вообще как мы туда добрались. Помню лишь, как слезы высыхали на моих щеках, потому что это был необыкновенный, неоценимый вечер, это было то, чего никогда не бывало прежде и что никогда точь-в-точь не повторится вновь.

Прошли годы, Джо и Элиот давно умерли, остальные же как-то перевалили за свой средний возраст; за годы нашей писательской карьеры мы любили и проигрывали, а иногда выигрывали, иногда мы по-прежнему встречаемся, читаем свои рассказы у Саноры или у Дольфа, среди нас появилось несколько новых лиц, и по крайней мере раз в год мы вспоминаем Элиота за роялем, и как он играл в тот вечер, и мы желали, чтоб это длилось без конца – в тот вечер, исполненный любви, тепла и красоты, когда все эти слащавые, бессмысленные песенки вдруг обрели огромный смысл. Это было так глупо и сладко, так ужасно и прекрасно, как когда Боги говорит: «Сыграй, Сэм», – и Сэм играет и поет: «You must remember this, а kiss is just a kiss, a sigh is just a sigh…» 38

Вряд ли это может настолько тронуть. Вряд ли это может быть настолько волшебным. Вряд ли это может заставить тебя плакать от счастья, а потом от грусти, а потом снова от счастья.

Но ты плачешь. И я плачу. И все мы.

И еще одно, последнее воспоминание.

Однажды, месяца через два после того прекрасного вечера, мы собрались в том же доме, и Элиот вошел, прошел за рояль и остановился, с сомнением глядя на инструмент.

– Сыграй «I Get the Blues When It Rains», – предложил я.

Он начал играть.

Но это было не то. Тот вечер ушел навсегда. Того, что было в тот вечер, не было теперь. Были те же люди, то же место, те же воспоминания, те же мелодии в голове, но… тот вечер был особенный. Он навсегда останется таким. И мы благоразумно оставили эту затею. Элиот сел и взял в руки свою рукопись. После долгого молчания, бросив всего один взгляд на рояль, Элиот откашлялся и прочел нам название своего нового рассказа.

Следующим читал я. Пока я читал, жена Дольфа на цыпочках прошла за нашими спинами и тихо опустила крышку фортепьяно.

На седьмой странице был некролог: «Тимоти Салливан. Компьютерный гений. 77 лет. Рак. Заупок. служба неофиц. Похороны в Сакраменто».

– О боже! – вскричал Уолтер Грипп. – Боже, ну вот, все кончено.

– Что кончено? – спросил я.

– Жить больше незачем. Читай, – Уолтер встряхнул газетой.

– Ну и что? – удивился я.

– Все мои враги мертвы.

– Аллилуйя! – засмеялся я. – И долго ты ждал, пока этот сукин сын…

– …ублюдок.

– Хорошо, пока этот ублюдок откинет копыта? Так радуйся.

– Радуйся, черта с два. Теперь у меня нет причин, нет причин, чтобы жить.

– А это еще почему?

– Ты не понимаешь. Тим Салливан был настоящим сукиным сыном. Я ненавидел его всей душой, всеми потрохами, всем своим существом.

– Ну и что?

– Да ты, похоже, меня не слушаешь. С его смертью исчез огонь.

Лицо Уолтера побелело.

– Какой еще огонь, черт возьми?!

– Пламя, черт побери, в моей груди, в моей душе, сокровенный огонь. Он горел благодаря ему. Он заставлял меня идти вперед. Я ложился ночью спать счастливый от ненависти. Я просыпался по утрам, радуясь, что завтрак даст мне необходимые силы, необходимые, чтобы убивать и убивать его раз за разом, между обедом и ужином. А теперь он все испортил, он задул это пламя.

– Он нарочно сделал это с тобой? Нарочно умер, чтобы вывести тебя из себя?

– Можно сказать и так.

– Я так и сказал!

– Ладно, пойду в кровать, буду снова бередить свои раны.

– Не будь нюней, сядь, допей свой джин. Что это ты делаешь?

– Не видишь, стягиваю простыню. Может, это моя последняя ночь.

– Отойди от кровати, это глупо.

– Смерть – глупая штука, какой-нибудь инсульт – бах – и меня нет.

– Значит, он сделал это нарочно?

– Не стану валить на него. Просто у меня скверный характер. Позвони в морг, какой там у них ассортимент надгробий. Мне простую плиту, без ангелов. Ты куда?

– На улицу. Воздухом подышать.

– Вернешься, а меня, может, уже и не будет!

– Потерпишь, пока я поговорю с кем-нибудь, кто в здравом уме!

– С кем же это?

– С самим собой!

Я вышел постоять на солнышке.

«Быть такого не может», – думал я.

«Не может? – возразил я себе. – Иди, полюбуйся».

«Погоди. Что делать-то?»

«Не спрашивай меня, – ответило мое второе я. – Умрет он, умрем и мы. Нет работы – нет бабок. Поговорим о чем-нибудь другом. Это что, его записная книжка?»

«Точно».

«Полистай-ка, должен же там быть кто-то живой-здоровый».

«Ладно. Листаю. А, Б, В! Все мертвы!»

«Проверь на Г, Д, Е и Ж!»

«Мертвы!»

Я захлопнул книжку, словно дверь склепа.

Он прав: его друзья, враги… книга мертвых.

«Это же ярко, напиши об этом».

"Боже мой, ярко! Придумай хоть что-нибудь!"

«Погоди. Какие чувства ты испытываешь к нему сейчас? Точно! Вот и зацепка! Возвращаемся!»

Я приоткрыл дверь и просунул голову внутрь.

– Все еще умираешь?

– А ты как думал?

– Вот упрямый осел.

Я вошел в комнату и встал у него над душой.

– Хочешь, чтобы я заткнулся? – спросил Уолтер.

– Ты не осел. Конь с норовом. Подожди, мне надо собраться с мыслями, чтобы вывалить все разом.

– Жду, – произнес Уолтер. – Только давай поскорее, я уже отхожу.

– Если бы. Так вот, слушай!

– Отойди подальше, ты на меня дышишь.

– Ну это же не «рот-в-рот», просто проверка в реальных условиях: так вот, слушай внимательно!

Уолтер удивленно заморгал:

– И это говорит мой старый друг, мой закадычный дружбан?

По лицу его пробежала тень.

– Нет. Никакой я тебе не друг.

– Брось, это же ты, дружище! – широко улыбаясь, проговорил он.

– Раз уж ты собрался помирать, настала пора для исповеди.

– Так ведь это я должен исповедоваться.

– Но сначала я!

Уолтер закрыл глаза и помолчал.

– Выкладывай, – сказал он.

– Помнишь, в шестьдесят девятом была недостача наличных, ты еще тогда подумал, что Сэм Уиллис прихватил их с собой в Мексику?

– Конечно, Сэм, кто же еще.