Лоис Буджолд - Братья по оружию

– Понимаю.

– Я хотел служить Комарру…

– Как до вас – ваш отец, – закончил фразу Майлз. Галени стрельнул в его сторону подозрительным взглядом, ища сарказм, но обнаружил в его глазах, как надеялся Майлз, лишь сочувственную иронию.

Галени согласно повел открытой ладонью. – Да. И нет. Никто из курсантов, поступивших на службу вместе со мной, даже не видал перестрелки. Я наблюдал одну с улицы…

– Я подозревал, что вы соприкоснулись с комаррским восстанием куда ближе, чем можно подумать по докладам СБ, – заметил Майлз.

– Отец завербовал меня себе в помощники, – подтвердил Галени. – Несколько ночных атак, всякие другие диверсии… я был не по возрасту мелким. Есть места, куда беззаботно играющий ребенок пройти может, а взрослого остановят. Мне не было четырнадцати, а я уже помогал убивать людей… Я не питаю иллюзий насчет действий блистательных имперских войск во время комаррского восстания. Я видел, как позорно себя вели люди в таких вот мундирах, – он махнул на свои зеленые брюки с лампасами. – Из злости или страха, в досаде или отчаянии, а порой просто от праздной порочности. Но я не видел особых различий на телах обычных людей, попавших под перекрестный огонь, были ли они сожжены дотла плазменным выстрелом злобных захватчиков или разорваны на клочки гравиколлапсером добрых патриотов. Свобода? Вряд ли мы в силах притвориться, что на Комарре была демократия, пока туда не заявились барраярцы. Отец кричал, что Барраяр разрушил Комарр, но когда я оглядывался, Комарр по-прежнему был вокруг меня.

– Пустыню налогом не обложишь, – пробормотал Майлз.

– Я видел одну девочку… – Галени замолк, прикусив губу, и вдруг заговорил: – – Единственное различие – это чтобы не было войны. И я собираюсь – собирался – этого добиться. Карьера на Службе, почетная отставка как средство получить пост в министерстве – а затем вверх по ступеням гражданской лестницы, и…

– Вице-король Комарра? – подсказал Майлз.

– Подобная надежда смахивает на манию величия, – усмехнулся Галени. – А вот назначение в его штат – да. – Прекрасное видение зримо погасло, стоило Галени обвести взглядом камеру. С его губ сорвалось беззвучныое хмыканье – насмешка над самим собой. – А вот отец жаждет мести. «Иноземное владычество над Комарром – не просто почва для злоупотреблений, но само зло». Пытаться сделать его не-иноземным посредством интеграции – это не компромисс, а соглашение с врагом и капитуляция. « За твои грехи гибли комаррские революционеры». И так далее, и все такое прочее.

– Так он по-прежнему пытается уговорить вас перейти на его сторону?

– О, да. И все еще будет уговаривать, спуская курок.

– Не то чтобы я, гм, просил вас поступиться принципами, но, честно… мне бы хуже не было, если бы вы, скажем, стали умолять сохранить вам жизнь, – неуверенно заметил Майлз. – 'Мертвый – больше не солдат', и все такое.

Галени помотал головой. – Как раз по этой логике я не могу сдаться. Не просто не желаю – не могу . Он не в силах мне доверять. Если я поменяю своию позицию на обратную, он сделает то же самое и станет убеждать себя в необходимости моей смерти так же усердно, как сейчас – якобы от этого отговаривает. Братом моим он уже пожертвовал. В каком-то смысле, и мать убила эта потеря плюс те лишения, которые он навлек на нее во имя Благого Дела. – На мгновение смутившись, он добавил: – Наверное, выглядит все это эдиповым комплексом. Но… отец всегда бы в душе романтик: муки тяжкого выбора и все такое.

Майлз покачал головой. – Конечно, вы его знаете лучше. И все же… хм, сам по себе тяжкий выбор просто гипнотизирует людей. И не дает им увидеть альтернативы. Желание оцепенеть и не думать – весьма могучая сила…

Удивленный Галени издал короткий смешок.

– … но альтернатива есть всегда. Однозначно: верность людям важнее верности принципам.

Галени поднял брови. – Почему-то в устах барраярца такая фраза меня не удивляет. В устах человека той культуры, которая традиционно держится на внутренних клятвах вассальной верности, а не внешних рамках номинального закона. Это дает себя знать политика вашего отца?

Майлз откашлялся. – Вообще-то, богословие моей матери. С двух совершенно разных отправных точек они пришли к такому странному пересечению взглядов. Ее теория гласит, что принципы приходят и уходят, но человеческие души бессмертны, следовательно, выбор должно делать в пользу большего. Мать склонна к крайней логичности. Она же бетанка.

Галени с интересом подался вперед, легко сцепив руки и свесив их между колен. – Меня больше удивляет, что мать вообще приняла участие в вашем воспитании. Барраярское общество имеет тенденцию к, э-э, агрессивной патриархальности. А у графини Форкосиган репутация самой незаметной из жен политиков.

– Ага, незаметной, – радостно согласился Майлз. – Как воздух. Попробуй не заметь, если его не станет. Ровно до следующего вдоха. – Он подавил острый приступ тоски по дому и жестокий страх: «Если на этот раз я не вернусь…»

В улыбке Галени было вежливое недоверие. – Трудно вообразить, что Великий Адмирал настолько влюблен в жену, что уступает ее просьбам и уговорам.

Майлз пожал плечами. – Он уступает логике. Мать – одна из немногих известных мне людей, кто почти полностью поборол желание не думать. – Он задумчиво наморщил лоб. – Ваш отец весьма умен, верно? Смотрите, что мы имеем: он оторвался от СБ, он сумел составить эффективный – по крайней мере, на этот момент – план действий, он довел дело до конца, он явно упорен и настойчив…

– Да, пожалуй, – ответил Галени.

– Хм.

– Что?

– Кое-что во всем этом заговоре меня тревожит.

– Только кое-что? .

– – Не лично. А с точки зрения логики. Умозрительно. Кое-что не сходится в заговоре как таковом, даже если взглянуть с точки зрения вашего отца. Конечно, заговор – это неразбериха (вечно пользуешься любыми подвернувшимися шансами, пытаясь воплотить план в жизнь), но тут не просто возможные проблемы. Нечто нелепое в самой сути.

– Да, дерзко. Но, преуспев, он получает все. Если ваш клон захватит Империю, то попадет в самый центр барраярской политической структуры. И будет управлять ею всей. Абсолютная власть.

– Дерьмо собачье… – проговорил Майлз. Брови Галени взлетели.

– То, что на Барраяре система ограничений и баланса сил неписаная, вовсе не значит, что ее нет. Вы должны знать, что власть императора – не более, чем поддержка, которой он способен добиться от армии, графов, министров, от народа вообще. С императорами, которым не удается исполнять свои обязанности к удовлетворению всех вышеперечисленных групп, случаются ужасные вещи. Расчленение императора Юрия Безумного случилось не так уж давно. Мой отец мальчишкой присутствовал на этой кровавой казни. А люди еще удивляются, почему он никогда не пытался получить власть в Империи!