Лоис Буджолд - Танец отражений

– А еще кто?

– Не знаю. – Верба тяжело дышала, выбившиеся из пучка пряди волос намокли от снега. – Пока мы его ловили, проехало с полдесятка машин. В парке я никого не видела.

– А я видела, как там гуляла пара человек, – вызвалась еще одна доктор Дюрона. – Вдалеке, по ту сторону пруда. Они на нас смотрели, но сомневаюсь, что много смогли увидеть.

– Несколько минут мы представляли собой то еще зрелище.

– Что случилось на этот раз, Верба? – раздался усталый альт седоволосой Дюроны. Она прошаркала поближе и встала, разглядывая его и опираясь на резную трость. Похоже палка у нее была не эффекта ради, а по необходимости. И все ей подчинялись. Уж не таинственная ли это Лилия?

– Я ввела ему дозу фаст-пенты, – сухо доложила Верба, – чтобы попытаться пробудить его память. Для криооживленных такое иногда срабатывает. Но у него началась реакция. Подскочило давление, накатила паранойя, и он пустился наутек, точно гончая. Мы не могли его догнать, пока он сам не свалился в парке. – Когда его агония начала утихать, он заметил, что сама Верба все еще не может отдышаться.

Старая доктор Дюрона фыркнула. – И это сработало?

Верба колебалась. – Выяснились кое-какие странные вещи. Мне надо поговорить с Лилией.

– И немедленно, – согласилась старая Дюрона (явно Лилия – это не она). – Я… – но ей не удалось договорить: к его заикающимся, дрожащим попыткам что-то сказать прибавились конвульсии.

На мгновение мир рассыпался брызгами конфетти. Когда он пришел в себя, две женщины его держали, Верба выкрикивала распоряжения, а прочие Дюроны покидали комнату. – Я приду как только смогу, – отчаянно кинула Верба через плечо, – я не могу его сейчас оставить.

Старая Дюрона понимающе кивнула и вышла. Предложенный пневмошприц с антиконвульсантом Верба отвела в сторону. – Записывайте мое распоряжение. Ничего не назначать этому человеку, не замерив сперва его чувствительность к препарату. – Она отослала большинство помощников, а затем затемнила освещение и подняла температуру в палате. Он постепенно отдышался, хотя по прежнему ощущал тошноту в желудке.

– Я виновата, – сказала она ему. – Я не представляла, что фаст-пента может сотворить с тобой такое.

Он попытался произнести «Это не ваша вина», но способностей к связной речи у него хватило лишь на: «Й-й-а. Я. Плохо?»

Она слишком долго молчала, прежде чем ответить: – Может, все обойдется.

Два часа спустя за ним пришли с плавучей платформой и перевели из палаты.

– К нам поступают новые пациенты, – невозмутимо объяснила ему Дюрона с карэ, доктор Хризантема. – Нам нужна твоя палата. – Ложь? Полу-правда?

Больше всего его озадачило то, куда его перевели. Воображение рисовало ему картины запертых камер, но вместо этого его подняли грузовым лифтом на несколько этажей выше и разместили на складной койке в личных апартаментах Вербы. Вероятно, на этом этаже жили сами Дюроны – вдоль коридора тянулся ряд одинаковых дверей. Ее квартира состояла из гостиной/кабинета и спальни плюс отдельной ванной комнаты и была довольно просторной, несмотря на царивший там беспорядок. Он почувствовал себя скорее не узником, а домашней зверушкой, которую в обход всех правил тайком протащили в женское общежитие. Хотя он уже видел еще один вариант доктора Дюроны в мужском теле, мужчину лет тридцати, к которому доктор Хризантема обратилась «Ястреб». Цветы и птицы; в этой бетонной клетке все они – цветы и птицы.

Еще попозже какая-то юная Дюрона принесла на подносе ужин, и они вместе с Вербой поели за маленьким столиком в гостиной, пока снаружи сумерки сменяли серый день. Он подозревал, что реально его статус пленника/пациента не изменился, но он чувствовал себя лучше, покинув больничную палату, избавившись от следящих мониторов и соседства зловещего медицинского оборудования. Чтобы заняться чем-то в высшей степени прозаическим: поужинать с подругой.

После того, как они поели, он прошелся по гостиной. – Не против, если я взгляну на ваши вещи?

– Вперед. И дай мне знать, если тебе что-то придет в голову.

Она по-прежнему ничего не говорила непосредственно о нем самом, но по крайней мере с охотой рассказывала о себе. Его мысленная картинка после этого разговора изменилась . И почему у меня в голове карта П-В туннелей? Может, его восстановление пойдет по сложному пути? Он выучит все, что существует во вселенной, а то, что останется, – дырка в форме карлика – по методу исключения и будет он? Устрашающая задача.

Он уставился в поляризованное стекло на висящее в воздухе легкое мерцание, точно вокруг была рассеяна волшебная пыль. Теперь по этому эффекту он опознал силовой экран – шаг вперед в познании мира в сравнении с первым знакомством, когда он уперся в него головой. Он понял, что поле было военного калибра, непроницаемое для всего, начиная от вирусов и молекул газа и до… чего? Очевидно, снарядов и плазмы. Где-то здесь должен быть мощный генератор. Защита была встроена позднее, изначальная архитектура здания ее не предусматривала. Здесь была своя история… – Мы на Единении Джексона, да? – спросил он.

– Да. Что это значит для тебя?

– Опасность. Случается плохое. Что это за м'сто? – Он повел рукой.

– Клиника Дюрона.

– Да ну? И кто вы? Почему я тут?

– Мы – собственная клиника Дома Фелл. Мы выполняем для них всякого рода медицинские задачи, по необходимости.

– Дом Фелл. Оружие. – Ассоциации выстроились почти автоматически. – Биологическое оружие. – Он обвиняюще на нее воззрился.

– Иногда, – призналась она. – И биологическая защита тоже.

Был ли он солдатом Дома Фелл? Или взятым в плен вражеским солдатом? Черт, да какая армия вообще возьмет в солдаты наполовину искалеченного коротышку?

– Вам меня передал Дом Фелл?

– Нет.

– Нет? Т'к… почему я тут?

– Для нас это тоже было большой загадкой. Ты прибыл замороженным в криокамере, и, судя по всем признакам, тебя готовили в большой спешке. Контейнер был адресован мне, он был в общей доставке, а обратного адреса не было. Мы надеялись, что если мы тебя оживим, ты сможешь нам рассказать.

– Тут еще что-то.

– Да, – откровенно призналась она.

– Но ты мне н'скажешь.

– Пока нет.

– А ч-что будет, если я отсюда уйду?

Она встревожилась. – Не надо, пожалуйста. Тебя убьют.

– Снова?

Они кивнула: – Снова.

– Кто?

– Это… зависит от того, кто ты такой.

Он переменил тему разговора, а затем еще три раза заводил беседу вокруг да около, но не смог ни убеждением, ни хитростью заставить ее рассказать ему что-то о нем самом. Утомленный, он на ночь отступил – лишь затем, чтобы без сна лежать на своей койке, терзая мысленно этот вопрос, как хищник терзает тушу. Но как он эти кости не вертел, ничего хорошего не вышло, кроме студившего его мозг холодка досады. «С этим надо переспать», сказал он себе. Завтрашний день должен принести что-то новое. Каким бы его положение не было, но только не стабильным. Он ощущал это, чувствовал, будто балансирует на лезвии ножа; под ним простиралась темнота, скрывающая то ли мягкий пух, то ли заостренные колья, то ли вообще ничего – и падение должно было быть бесконечным.