В Бирюк - Гоньба [СИ]

Карет с колясками — нет, вместо шлагбаумов — рогатки, вместо инвалидов — мужики мордатые. Всякие мелочи, типа рома и невесты с трюфелями — не здесь. А вот помыться бы…

Напрямки от Владимира-на-Клязьме до Великих Лук — вёрст шестьсот. Прямо… Прямо над Русью даже птицы не летают. Дохнут на морозе.

Почему птицы замерзают на лету, а мышки, к примеру, нет? «Мышки» — не в смысле — «на лету», а в смысле — «на бегу». Загадка природы. Отгадка — в пёрышках.

У меня перьев нет — есть надежда не замёрзнуть. «Мороз окостенит» — вроде, не моё. Но, факеншит, тысяча вёрст дороги! Дней десять-двенадцать в седле — оптимистический минимум. Бедная моя задница! Ни одному закоренелому гею секс такой интенсивности и продолжительности… в самых голубых мечтах… даже и привидеться не может! А здесь — норма. Весь цвет «Святой Руси» неделями отбивает свои окорочка о лошадиные спины в ходе походов.

Задача… Полный маразм! Абсолютная авантюра! В духе кавалерийских атак Боголюбского.

Нужно вспомнить смоленский говор. Здесь диалектность такого уровня, что «национальная принадлежность» определяется на второй фразе. Хуже, чем у Даля в 19 веке, когда он в случайной дорожной беседе отличал нелегалов — владимирских плотников от ярославских.

В Гражданскую Дмитрий Медведев (который — чекист) задержал в поезде двух польских шпионов. Вычислил по манере поведения — мимика, жесты и позы были не характерны для местных. Причём — и те, и другие только что были поданными одного государства — Российской империи.

— Джон! Какой успех! Как вы ухитрились так быстро поймать русского шпиона?!

— Очень просто, сэр. У нас в городе десять публичных туалетов. Я поставил к каждому по полицейскому.

— И?

— Русских легко отличить. Они, выходя из туалета, застёгивают ширинку.

А уж тут-то… да ещё, не дай бог, рот раскрывши… как слива в шоколаде — чужака за версту видать.

— Чего, сынок, в вашей Пентагоне с кормёжкой худо? Ишь как наворачиваешь-то.

— Бабушка, а откуда вы узнали, что я из Пентагона?

— Дык, у нас-то под Вологдой негров отродясь не бывало.

Если я встречусь со смоленскими…

Официально меня в розыск не объявляли — Ромочка Благочестник очень не хочет, чтобы о моих похождения в Смоленске узнала «широкая общественность». Всего несколько человек знают, что меня надо «имать».

За эти три года я сильно изменился. Вырос. В длину и ширину. Ещё чего-нибудь придумать? Паричок с бородкой…? «Здгаствуйте, Владимир Ильич. Опять в Смольный?». Эх, Хотена с его реквизитом нет!

Я рассуждаю о людях князя Романа. Его там нет. Но кто и сколько из его людей идёт с его папашкой…?

Это одна тема — как просто походить по Великим Лукам и не нарваться.

Другая тема — как попасть туда, где будут говорить «важные слова». «Клятву крестную», вернее всего, будут проводить в церкви. Что там будет озвучено?

Я знаю, что, чтобы не было договорено — оно не исполнится. Но важно понять — кто. Кто из бояр, с какой силой, с какими подробностями, будет настаивать, например, на походе Ропака для расчистки «Волжского пути». Или — на выбивании Ваньки-лысого с Усть-Юга.

Тема напрямую с примирением князя и бояр не связана. Но новгородцы её наверняка поднимут. Потому что их жмёт. Здесь их собственные интересы. Имманентные.

Пока они не созрели, чтобы ударить по мне. Пытаются свалить заботу на князя. На обоих — Новгородского и Киевского. Тянущаяся ссора с Ропаком отвлекает внимание на внутренние проблемы, оставляет надежду, что за поход против меня придётся платить не из своего личного, а из обще-городского, обще-народного кармана.

Это может быть элементом их соглашения. Такого… кулуарного. И мне надо знать — кто будет продвигать эту тему. Какие силы и сроки планируют для такой акции.

Не потому, что именно так сделают, а потому что через год-два-три, когда Ростик умрёт, Ропака выгонят, нового князя призовут, они всё равно сделают что-то похожее.

О состоянии текущих новгородских дел.

Святослав (Ропак) был прежде послан в Новгород отцом своим Великим Князем Киевским Ростиславом (Ростиком). Рассорившиеся с ним новгородцы вскоре его выгнали и приняли князя от Боголюбского. Однако Андрей вскоре оценил выгоду. Или — подпал под обаяние Ростика. И своего — отозвал. Заявив новгородцам: «Нету у меня для вас иного князя, нежели Святослав».

Случай — уникальный: отдать Новгород — «вторую столицу»! — представителю враждебной ветви династии не под угрозой, не в обмен на выгоды материальные или статусные, но ради сохранения мира на «Святой Руси»…

Дятел сумел уболтать даже Бешеного Китая.

Напомню: два десятилетия перед этим они неоднократно ходили в сечи друг против друга.

Боголюбский и Ростик были людьми выдающимися, могли следовать собственным представлениям о «правильно». Боголюбский неоднократно проявлял свойство принимать новизны в самых разных областях: технической, теологической, социальной… Здесь — политической.

У них было ещё одно, не частое среди князей качество — «отвечали за базар». Оба имели странную для государей привычку исполнять обещанное.

Соловьёв пишет о возвращении Ропака в Новгород:

«Новгородцы не любили брать князей, которые прежде были у них… такой князь доброхотствовал своим прежним приятелям и преследовал врагов, усилиями которых был изгнан. Однако принуждены были принять Святослава на всей воле его. Это выражение в первый раз упомянуто здесь летописцем… предшественники его были принимаемы на всей воле новгородской… лишение приобретенных льгот произвело сильную ненависть новгородцев к Святославу… Первым следствием перемены князя была смена посадника: Нежата был избран после изгнания Святослава вследствие торжества неприязненной последнему стороны; теперь, после вторичного принятия Святослава, Нежата был свергнут, и должность его отдана Захарии».

Соловьёв следует гипотезе, по которой смена князей в Новгороде была причиной изменений в новгородской верхушке. Между тем, внимательный анализ показывает, что то были два разных, хоть и связанных, процесса. Первопричиной было перераспределение власти внутри новгородской знати. Очередная группировка, усилившись, собирала вече, которое и меняло посадника, призывало или выгоняло князя.

Нежату не «свергли», а сняли вечем. Не за «неприязненность к Святославу», а по куда более основательному поводу: «за непогоду». Должность его отнюдь не была отдана князем своему стороннику, ибо посадник — только выборный. Вот и выбрали. Того, кто народу мил — Судилу Иванковича.