Артём Хлебников - «Оно даже не прошло»

В основе технологии сеанса лежат две простые идеи:

1. Весь мир — это информация.

2. Информация бессмертна.

Допустим, я сижу на кухне за столом и пью кофе. Присутствие меня, и стола, и чашки, и кофе, который внутри неё, и вообще всего, что есть в комнате, может быть описано с помощью единиц и нулей. Нужно просто собрать достаточно информации обо всех мельчайших частицах, из которых состоит кухня, и тогда можно будет составить её сравнительно полную цифровую картину. Это будет плоский цифровой слепок, содержащий в себе все необходимые данные о трёхмерном пространстве. Моя кухня со всем содержимым превратится в единицы и нули. Теперь на основе этого слепка, развернув весь процесс наоборот, мы сможем восстановить голограмму, один небольшой фрагмент вселенной — завтракающего меня.

Но это не всё. Дело в том, что информацию, раз уж она бессмертна, невозможно уничтожить. Я могу выпить кофе, и он исчезнет из чашки. Но не бесследно: останется его тепло, которое перейдёт сначала в чашку, а потом в деревянный стол. Часть напитка испарится в воздух, а его плеск отдастся звуковыми волнами. В конце концов, кофе перельётся в меня и растворится в моём теле. И, хотя теперь я сижу с пустой чашкой из-под кофе, вся информация осталась там же, где и была, — в пределах кухни. Секунда, в которой я сижу с пустой чашкой, содержит всю необходимую информацию о предыдущей секунде, где моя чашка полна кофе. Иначе говоря, всё, что нужно знать о прошлом, уже содержится в настоящем. Подобно демону Лапласа, мы сможем шаг за шагом восстановить одно мгновение за другим, двигаясь от последствий к причинам, и увидеть на голограмме то, что было секунду, минуту, год назад.

Осталось лишь найти следы прошлого в пространстве и провести необходимые вычисления. Первым занимаются сканнеры, вторым — реконструкторы. Задача сканнера — собрать как можно больше информации об отдельной части пространства. Чем подробнее будет сканирование, тем больше шансов получить подробный, длинный сеанс без воксельных помех. Поэтому хорошим тоном у сканнеров считается пройтись своим устройством-сборщиком данных по всему, что есть в помещении. Но лучше всего цифровые следы прошлого хранит что-то старое или неподвижное: стены, полы и потолки, древняя мебель, любой антиквариат. Софа, простоявшая десятки лет в углу, впитывает в себя как губка почти всё, что произошло в комнате. Толстые деревья, если удаётся просканировать их внутренние кольца, хранят в себе окружающие пейзажи за все прошедшие годы.

Среди всего, что связано с сеансами, работа сканнера считается самой лёгкой и наименее престижной, годящейся для подрабатывающих студентов. Это столь же несправедливо, сколь и неверно. Правда, что для непосвящённого взгляда труд сканнера выглядит однообразно и малопривлекательно. Однако любой историк знает, что, прежде чем выехать на место с оборудованием, сканнеры проводят уйму времени, изучая особенности материалов и составляя порядок сканирования. Реконструкторы молятся на хороших сканнеров — те значительно облегчают последующую чисто математическую работу.

Обработкой данных, добытых на месте, занимаются реконструкторы. Точнее, большая часть вычислений отводится мощным компьютерам, реконструкторы занимаются совершенствованием алгоритмов и вмешиваются в работу машин лишь в особо тонких случаях. После того, как математика вычленит фрагменты прошлого, начинает сама реконструкция — визуализация полученных цифровых слепков, превращение их в картину из вокселей — трёхмерных пикселей, среди которых потом и бродят историки, изучающие прошлое.

Процесс реконструкции сталкивается с двумя проблемами. Одна — техническая, другая — политическая.

Техническая проблема заключается в том, что количество данных, требующихся для вычисления сеанса, возрастает многократно по мере того, как вы всё дальше продвигаетесь в прошлое. Чем дальше от настоящего находится фрагмент, тем больше информации нужно собрать и обработать. Это всё равно что раскапывать огромную пирамиду: чем глубже вы продвигаетесь, тем больше вам нужно копать вширь, а не вниз.

Конечно, у реконструкторов есть свои уловки, а алгоритмы постоянно совершенствуются. Несколько облегчил работу единый дата-центр, построенный под эгидой ООН, в который отсылаются все вычисленные фрагменты. Это своего рода огромная библиотека данных, которой могут пользоваться реконструкторы всего мира, когда проводят вычисления. Но это всё равно лишь временное решение проблемы.

При нынешних темпах и компьютерных мощностях, людям потребуются сотни лет, чтобы вычислить первый фрагмент из 1500 года.

Ещё менее решаемой выглядит политическая проблема. Сеансы подразумевают, что вычислен может быть абсолютно любой элемент прошлого: переговоры политиков за закрытыми дверями, финансовые сделки, военные тайны, семейные секреты, все преступления и совершившие их преступники, пароли от сейфов, дневники, удалённые переписки и душевые кабины. Сеансы могли бы навсегда покончить с преступностью и изменить всю мировую политику — но только ценой частной жизни.

Мало кто согласен жить в абсолютно безопасном и абсолютно прозрачном мире. Решение, сначала бывшее временным, но потом официально закреплённое конвенцией ООН, заключается в том, чтобы установить Барьер — законодательный запрет на сеансы в пределах последних шестидесяти лет. Все вычисления, произведённые внутри Барьера, отсылаются в дата-центр, но никогда не визуализируются. Полиция и спецслужбы могут получить к ним очень ограниченный доступ, но лишь с отчётливого разрешения тех, кого этот сеанс затрагивает.

Сторонники и противники запрета называются, соответственно, барьерниками и антибарьерниками. Самые радикальные из барьерников требуют облегчить армии и полиции работу с сеансами и искоренить преступность. Умеренные антибарьерники (те, кто не верит в мировой масонский заговор) настаивают на более строгом общественном контроле и уменьшении Барьера до 30 лет. Дебаты идут постоянно, и пока им конца не видно.

Некоторые государства устанавливают дополнительные ограничения на сеансы. В Китае срок Барьера увеличен до 115 лет, в Иране и Турции запрещены сеансы с государственными лицами, в Северной Корее — наоборот, разрешены только избранные сеансы с официальными мероприятиями прошлого и испытаниями на ядерном полигоне. В России под полным запретом для вычисления находятся 1941–1945 годы. В Италии пытались ограничить доступ к жизням святых, пока не вышла знаменитая энциклика «Iter fidei» Папы Римского, превратившая католиков в рьяных апологетов научного знания, а католическую церковь — в главного спонсора исторических исследований.