Василий Криптонов - Я выбираю смерть

— Но не слишком сильно, — уточнил Аргеной. — У них ни времени, ни повода собирать армию — скорее всего, будет небольшой отряд. Расстояние до Ваграна? Как скоро можно будет долететь?

— Если сделать «скачок»…

— Сверхсветовая скорость запрещена в галактике, мы не должны привлекать внимание.

— Тогда — порядка восьми-девяти часов, в зависимости от конкретной точки на поверхности планеты, от ее положения на орбите…

— Поручи это Кидесу.

Тишину, повисшую в зале, казалось, можно было потрогать. Три пары глаз смотрели на Аргеноя, который не отрывал взгляда от голографического лица Виана Лейста.

— Какое… Какой приказ? — охрипшим голосом переспросил Сонлер.

— Взять Хирта. Не оставить следов. Я знаю, как работает Кидес. Пусть проявит свои лучшие качества — скажи ему, что Аргеной хочет результат. Совещание закончено, Сонлер — останься.

Когда за генералами закрылась дверь, Аргеной обратился к своему секретарю:

— Через час мы вылетаем на переговоры с Ремилом Лансом. Думаю, ты понимаешь, что мне это не нравится, покидать Гинопос в такой момент. Интересует твое мнение: кого бы ты посоветовал оставить здесь?

Сонлер ответил сразу, этот вопрос он обдумал уже давно:

— Я бы остался сам, с вашего позволения. Ни один генерал не владеет ситуацией так хорошо, как я, и вы это понимаете. Если в ходе переговоров вы будете иметь в виду составленные мной инструкции, то все…

— Нет, — покачал головой Аргеной. — Как ты это представляешь? Гинопос под руководством кастрата? Да они тебя с дерьмом сожрут.

— Я могу быть просто транслятором вашей воли…

— Исключено. К тому же, ты нужен мне там, могут возникнуть непредвиденные обстоятельства.

Сонлер задумался. По лицу было заметно, что он задет за живое, но сдерживается — что ему еще оставалось?

— Тогда я бы порекомендовал генерала Ордоса, — сказал он.

— Чем обусловлен твой выбор?

— Он не разделяет мятежных мыслей большинства, он консервативен. Пожалуй, он точно не станет принимать опасных решений, а в случае чего — свяжется с вами. У него нет амбиций, он стал генералом по выслуге лет. В качестве временной замены лидеру — лучший вариант.

Аргеной помолчал, взвешивая слова Сонлера, потом несколько раз кивнул.

— Сделай необходимые распоряжения, — сказал он. — Насчет Кидеса и насчет Ордоса — в первую очередь. Проконтролируй подготовку корабля. Отбери хороших бойцов в качестве эскорта. Через пятьдесят пять минут вылет, и я хочу, чтобы все было четко и гладко.

— Будет сделано. Разрешите приступить?

— Вперед.

Проводив взглядом Сонлера, Аргеной еще немного посидел в зале. Пятьдесят пять минут… Чем занять такую бездну времени? Он знал, что ему нужно зайти попрощаться, но не мог себя заставить. Главнокомандующий Гинопоса боялся чего-то на собственном корабле.

Словно спасаясь от реальности, Аргеной обратил свой взгляд в прошлое, туда, где он впервые поднял оружие, как правитель. Планета, за два дня промерзшая насквозь, когда узорги отключили все свои хитроумные установки и улетели — однажды ночью. Аргеной вспомнил окоченевший труп своего отца — прежнего правителя. Вспомнил трупы своих детей. Выжил только один: он из последних сил бегал, приседал и отжимался, и в его детских глазенках читалось одно лишь желание: выжить. Аргеной вспомнил свой умирающий народ, собравшийся перед дворцом, чтобы требовать ответа. И он дал им ответ, выйдя на балкон обнаженным по пояс, словно неподвластный губительному воздействию холода.

«Узорги предали нас, — сказал он тогда. — Узорги улетели, и мы пойдем за ними. Мы найдем их и убьем, всех до единого».

Именно так и никак иначе: речь шла не о бегстве, не о спасении своих жизней, а о жестокой мести. Аргеной инстинктивно нашел нужные струны в сердцах своих подопечных и повел их сквозь бескрайний космос. Месть пылала путеводной звездой, ярость кормила, а ненависть поила их истосковавшиеся по мирной и спокойной жизни души. Тогда жизнь была простой и понятной, тогда не было повода для страха. А теперь — теперь страх уютно устроился в его каюте.

Вайна сидела на кровати, когда вошел Аргеной. На ней уже не было черного, она облачилась в обычную светло-серую одежду с темно-синими лентами, говорящими о ее приверженности идеалам Гинопоса.

— Ты улетаешь, — сказала она. — Возьмешь меня с собой?

— Нет.

— Значит, я останусь здесь. Как кто?

— Твой траур закончен?

— Я сняла его сегодня утром.

— Сегодня утром я утратил последнего сына, Вайна. И я не ношу по нему траура.

Она наконец повернулась к нему, встретила его взгляд.

— Сына? — переспросила она. — Я не знала…

— Потому что я не считал нужным говорить. Мне нужен наследник, Вайна. Ты хочешь стать его матерью?

Она встала. Ее лицо осталось серьезным, даже неподвижным. Это было хорошо — Аргеной убил бы ее за радостную улыбку, не раздумывая ни секунды.

— Только если я — лучшая. Подачки мне не нужны.

— Я не даю подачек.

— Значит, ответ тебе известен.

В этот раз их любовь была не так неистова, как прежде. Оба стали другими, и оба это понимали. Когда все закончилось, Аргеной позволил себе полежать несколько минут рядом со своей женщиной.

— Хочу, чтобы наш сын вырос на земле, — сказала она. — Чтобы он никогда не ступал на борт космического корабля.

— Он родится на земле, а всё остальное — его выбор, — отозвался Аргеной. — Мне пора. Молись, чтобы я принес радостные вести.

Лишь после того, как дверь за ним закрылась, губы Вайны тронула улыбка.

События последних часов слились в голове Лейста в какой-то неразделимый серый поток. Он немного вздремнул на корабле, а когда проснулся, то с ужасом отдал себе отчет в том, что сотворил. Убийство полицейского, угон корабля… Нет, даже двух кораблей. Теперь его с одинаковым удовольствием поймают как свои, так и гинопосцы, причем, неизвестно, что хуже: смерть или пожизненное заключение.

Хуже всего было то, что он не мог поговорить с Елари наедине. В тесном пространстве полицейского корабля об уединении можно было лишь мечтать. Поэтому Лейст снова и снова прокручивал в памяти последний разговор, случившийся много лет назад. Последний настоящий разговор, а не просто обмен сигнальными репликами. В тот день, когда он завалил вступительные экзамены, Елари ждала его под деревом. Лейст всегда думал, что это дерево, посаженное им, символизирует их мечты. Будущее рисовалось таким безоблачным. Он сам, Елари и Уртан должны были быть где-то рядом, остаться большими друзьями навсегда. Иногда, может, раз в год, они бы приходили к этому дереву, устраивали пикник и смеялись бы, когда очередной звездолет стартовал с космодрома.

В тот день Елари дождалась его, как они и договаривались. Лейст остановился перед ней, понимая, что плачет. Он пытался сдержать слезы, но они, словно издеваясь, текли все сильнее. Елари заметила это. Сперва ее губы тронула неуверенная улыбка, потом она застыла и пропала вовсе. Девушка чуть приоткрыла рот и побледнела.