Василий Криптонов - Я выбираю смерть

— Ничего! — выпалил Виан (тогда его еще звали по имени, да и сам он себя так называл). — Ничего страшного, я поступлю в следующем году, обещаю! Мне совсем немного не хватило!

Зеленые глаза подернула пелена — Елари тоже плакала. Когда Виан протянул к ней руки, она отшатнулась, покачала головой.

— Никогда, — шепнула она. — Никогда ты туда не поступишь.

— Елари, я клянусь…

— Нет. Ты сам себе не веришь, Виан. Я сразу все это увидела, но надеялась, что можно что-то изменить. Прости. Не вини себя — это я виновата. Прости.

Она убежала. Лейст долго еще стоял под деревом без движения, глядя в том направлении, где таял ее силуэт. Уже зашло солнце, когда он встрепенулся и попробовал идти — но упал. Ноги затекли и отказывались слушаться — ведь Лейст простоял в одной позе больше семи часов. В тот день он впервые увидел, как бьют узорга — трое парней остервенело пинали плачущего мальчишку, по виду — на добрых три года младше них. Лейст прошел мимо.

В тот день он впервые увидел своего отца пьяным. Он почти не изменился, только язык чуть заплетался и глаза покраснели.

— А, Виан! — поприветствовал его отец, не вставая из-за стола. — Садись, заходи. Как ты, мальчик, поступил?

Лейст вздрогнул, услышав этот вопрос. Все, связанное с институтом, вылетело у него из головы, он мог думать только о Елари. Строил планы, как вернуть ее, как доказать серьезность своих намерений, как заработать много денег, чтобы поразить ее.

— Нет, — сказал он. И машинально, словно пытаясь оправдаться, произнес еще одно слово:

— Узорги…

— Не говори этого слова! — прорычал отец, сжав кулаки. — Твари зеленоглазые, когда ж вас убивать-то начнут!

— Что случилось? — Лейст сел за стол напротив отца. Тот налил ему вина и подвинул стакан. Лейст впервые попробовал спиртное.

— Все скупщики отказались, — сказал отец.

— Как? В смысле…

— В смысле, все то, что мы выращиваем на нашей ферме, теперь никому не нужно, Виан! — проревел отец. — А знаешь, почему отказались скупщики? Я тебе скажу. Потому что они теперь закупают продукцию у узоргов! Эти мрази объединяются в картели, используют какие-то новые удобрения — наверняка дрянь страшная! И овощи у них красивее и вкуснее. Мясо лучше. Все лучше! А мы никому не нужны.

Тот день стал началом того, что неофициально называли «зеленоглазым кризисом». Постепенно оказалось, что узорги пробрались всюду. Они занимались производством, фермерством, строительством, изобретали новые технологии и успешно их внедряли. Работодатели охотно принимали узоргов, твердо зная, что они будут работать на результат. Среди коренного населения галактики процветала безработица, росли беспорядки, возмущения. Однажды на каком-то канале додумались устроить дебаты между — да, теперь Лейст вспомнил, где впервые увидел Винчу Хирта! — советником принцессы узоргов и представителем так называемой оппозиции.

— Вы отобрали у нас рабочие места! — кричал оппозиционер. Советник спокойно, даже как будто лениво, отвечал:

— Мы ничего не отбирали. Мы просто работаем — делаем то, ради чего были созданы. Почему бы и вам не заняться тем же? Я ежедневно вижу сотни людей, которые упорно работают и хорошо зарабатывают. И далеко не у каждого второго из них зеленые глаза. Может быть, нужно прекратить искать проблему вовне? Может, пора посмотреть на картину в целом?

Но, как и следовало ожидать, дебаты эти ничего не решили. Оппозиционер так и продолжал гневно брызгать слюной, а Хирт так и остался воплощением спокойствия. Голосование при помощи браслетов показало, что советник выбрал не лучшую тактику. Если в начале передачи на его стороне было около трети зрителей, то под конец осталось едва ли десять процентов. Шли дни, годы. Ситуация то обострялась до предела, то сглаживалась. На предприятиях вводили квоты — работодатели были обязаны набирать не меньше пяти процентов сотрудников из местного населения. Это вызвало волну возмущений, но в итоге все же помогло сократить безработицу.

Просматривая новости, Лейст порой удивлялся. Ведь узорги так и не были до сих пор приняты в состав Триумвирата, а значит, гражданами не являлись. Они, по сути, были беженцами, вот и все. Каждый узорг мог поступить учиться или пойти работать только если за него поручится кто-либо из местных. Значит, за них ручались люди. Даже за Уртана ручался отец Виана, о чем, правда, потом неоднократно жалел. Но ведь поток узоргов, вливающихся в экономику Триумвирата, не ослабевал. А значит, кто-то подписывал эти поручительства, несмотря на новости, несмотря ни на что. Наверняка имели место взятки, подделки, но не в таких ведь огромных масштабах. Приходилось признать, что большинство людей, видимо, не заинтересовано в том, чтобы прыгать перед камерами. Они поступали так, как считали нужным: давали дорогу тем, кто способен пройти по ней достойно.

Специалисты строили самые разные прогнозы. Шансы на мирное урегулирование конфликта таяли с каждым годом, и впереди все явственнее вырисовывалась гражданская война. Собственно, даже не война — это должно было стать самой ужасной бойней в истории галактики. Но однажды появились гинопосцы и принялись выполнять грязную работу, как будто не требуя ничего взамен. Иные видели в них божьих посланцев, иные — выходцев из преисподней. Но факт оставался фактом: пришельцы убивали пришельцев, а у граждан Триумвирата оставались чистые руки и рабочие места. Наверное, все должны были быть счастливы. Только вот счастье это было — с привкусом крови.

Единственным человеком, которого до поры вообще не беспокоили все эти перипетии, был Виан Лейст. В одночасье лишившийся всех надежд на будущее, он так и не осмелился обвинить во всем узоргов. С каждым днем в его душе крепло желание отомстить… Он не знал, кому. Может быть, целой вселенной. Его жизнь была предсказана задолго до его рождения: заниматься фермерством, как отец. Но однажды Лейст пошел за мечтой, захотел стать пилотом — и потерял все в один день. Что оставалось делать?

Однажды утром, вытащив закоченевшее уже тело отца из петли, он понял, что не чувствует по этому поводу ничего. Спустя день после похорон, Лейст пошел в военный комиссариат и сказал, что хочет служить в космодесанте. Здоровый, выросший в экологически безупречной атмосфере Иргила, он без проблем прошел отбор и начался ад длиной в десять лет.

Лейст не любил вспоминать годы службы. Все, что там было важного, намертво врезалось в подсознание, а перелистывать сознательно этот дикий фотоальбом было слишком мерзко. Он вынырнул из полудремы в реальный мир — и как раз вовремя. Корабль готовился войти в плотные слои атмосферы Ваграна. Только тут Лейст вспомнил, что должен связаться с другом и, изменив курс, вывел корабль на орбиту. Елари при этом смотрела на него широко раскрытыми глазами. Еще бы! Только что он спал, и вдруг, проснувшись, мгновенно прочитал показания приборов, принял решение и исправил курс. Лейст непроизвольно усмехнулся. Солдату, который не сумел бы сделать подобного на третьем году службы, инструктор лично прострелил бы голову.