Сергей Чекмаев - Драконьер

Толстячок изменился в лице. Интересно, каких баек о "черных" ландскнехтах он уже успел наслушаться? Однако в голосе его страха почти не было:

- Понял, господин.

И споро юркнул за дверь. С минуту ничего не было слышно, потом досадливое восклицание и усталый голос: "Зови, чего уж теперь!"

- Кондотьер "черных" ландскнехтов, Гвор из Керкелеса!

Дверь распахнулась, и все тот же толстячок сделал приглашающий жест.

Маркграф Бассет сильно сдал с тех пор, как Гвор видел его в последний раз. Лицо князя марки избороздили морщины, волосы еще больше серебрились. Когда он встал, приветствуя гостя, стало заметно, что и тело уже с трудом повинуется хозяину.

Гвор, прекрасно сознавая разницу в ранге и возрасте, поклонился первым.

- Приветствую тебя, прекраснозримый и победнославный маркграф! Прими два моих поклона - как повелитель западной марки Алвара и как верный соратник!

Да-а-а... Трапеза маркграфа могла бы показаться насмешкой, если бы он не сидел с Гвором за одним столом и не ел то же самое. Конечно, луженый желудок кондотьера перемалывал, бывало, и не такое, в походах не до разносолов, но... Чтобы князь марки довольствовался жестким мясом дикого муфлона! А где же нежнейшее мясо молодой телочки из тучнейших стад? А это разве хлеб? Наполовину из ржаного семени! Слов нет, Гвору сойдет и такой, но, насколько он знал, аристократским зубкам не по нраву ничто кроме свежайшего пшеничного каравая. Да за один такой хлеб маркграф давно должен был повесить своего повара!

От глаз кондотьера не укрылось и то, с какой осторожностью катили слуги бочонок темного рислинга с Островов. Такое винцо в замке хранилось, похоже, только для гостей.

После положенных по этикету здравиц и тостов, маркграф немного расслабился: черты лица будто разгладились, на минуту с плеч спал груз забот. Бассет и Гвор уговорили еще кувшин, языки развязались, маркграфа понесло на воспоминания. Гвор поддакивал, в нужных местах восторгался или ужасался, кивал. На третьем кувшине, Бассет услал застольного прислужника, подливал гостю и себе сам.

- Видишь сам, славный кондотьер, в каком положении моя марка.

Так. Гвор напрягся, мгновенно трезвея. Похоже, добрались до сути.

- Ты благороден душой, смелый Гвор, хоть и не рожден благородным. Любой из моих соседей, доведись им оказаться сегодня за этим столом, возмутился бы на мое нищее застолье. Не знаю, как маркграф Ливен, он мудр не по годам, но этот молодой волчонок, Сажерга, точно начал бы бросаться перчатками, вызывая меня на поединок. Всерьез решил бы, небось, что я вознамерился оскорбить его пищей простолюдинов.

- По происхождению я не достоин сидеть за одним столом с тобой, князь. И если бы ты решил указать мне на мое место - ты бы не преломил со мной хлеб, а просто наказал слуге: покорми, любезный, заезжего кондотьера. Значит причина в другом.

Маркграф ожидал продолжения, но Гвор молчал.

- Спасибо, что не требуешь с меня объяснений. Это тоже благородно. Слушай же. Моя марка под властью дракона.

Гвор кивнул. Воин воину врать не будет. И пусть последнего дракона убил в Сумеречье Марлетт-островитянин двенадцать лет назад, это не значит, что чешуйчатых тварей больше не осталось.

- Уже полгода, как он облюбовал пещеру на западном склоне Шатрового пика. Спалил две деревни, потом пожег поля, уничтожил урожай. Деревенские старосты прибежали ко мне: спаси, защити, век не забудем! Я дважды ходил на него. В первый раз погибло четверо моих людей, я сам еле спасся. Во второй раз...

Маркграф издал неопределенный звук, помотал головой, потом схватил кувшин, налил себе еще, залпом выпил.

- Во второй раз погиб мой сын. Дракон рассвирепел, на следующий день прилетел к замку и принялся палить башни. Мы потеряли еще троих. Катапультой удалось подранить ему крыло, но в итоге сгорела и она. Тогда мы заключили договор. Видит Предвечный, мне больше ничего не оставалось... А теперь думаю, прав ли я был тогда? Ты видишь - мы едим только мясо дичи, все остальное пожирает дракон. Каждый день я отправляю ему по корове, и от моих когда-то тучных стад не осталось почти ничего. Мы едим ржаной хлеб, рожь неприхотлива, вырастает и без присмотра, а пшеничные поля крестьяне боятся возделывать. Дракон-то иногда вылетает поохотиться. И это не все. По договору мы должны дракону тысячу золотых каждый год! Мне даже не на что подновить стены! Ты заметил верно, ну, конечно, заметил, глаз-то у тебя солдатский, чем вооружены воины на воротах? У меня, маркграфа, князя марки, нет денег, чтобы купить хорошую богросскую сталь! Эта проклятая тварь взяла меня за горло! Я даже вынужден был продать все лахоские трофеи!

Предвечный, подумал Гвор, а я-то считал, что запад Алвара выглядит таким разоренным из-за недавно закончившейся Вековой войны. Стало быть, тут еще и такая напасть.

Вслух Гвор произнес:

- Король...

Это было явно зря. Маркграф взвился, будто ему наступили на больную мозоль:

- Что Король?! Я трижды писал в Новую Столицу, трижды. Я переступил через себя, просил помощи, а в последний раз - когда стало ясно, что ни одного воина из столицы я не получу - в последний раз я просил выслать копии драконоборских свитков из королевской библиотеки! Знаешь, что мне ответил Его Величество?! Чтобы я понапрасну не разводил панику и научился справляться с мелкими проблемами сам. Иначе, мол, ему придется подумать о моей замене!

Бассет умолк, снова схватившись за кружку. Два богатырских глотка и он снова продолжил:

- А тут еще принцесса на мою голову!

- Принцесса?

- Ну да, принцесса Линая, королевская племянница. Ей вздумалось путешествовать! Знаешь, наверно, принцесса увлекается древними свитками, собирает по старым замкам, по монастырям. Король ей во всем потакает. Прискакал утром человек из ее свиты, привез приказ - выделить эскорт и проводника. Принцессе приспичило заглянуть в монастырь Древневеров, будет искать там свои истлевшие бумажки. Я, конечно, дам десяток дружины, да что толку. От монастыря до Шатрового пика - каких-нибудь три сотни перестрелов. Если дракон заметит...

Наутро голова Гвора нещадно трещала. Вчера они с Бассетом уговорили таки на пару полбочонка, вспомнили самые слезливые наемничьи песни, маркграф велел было кликнуть менестреля - записать, но силы его оставили, и Гвор, сдав Бассета постельничему с рук на руки, почти без посторонней помощи побрел в отведенную ему комнату.

В замке происходил какой-то переполох. Толстенная дубовая дверь хоть и глушила звуки, но окончательно отрезать комнату в тишину не могла. Гвор поднялся, мимоходом отметив ветхость постельного покрывала, умылся в огромной бадье, оставленной слугой еще вчера. Холодная вода взбодрила, Гвор окончательно проснулся. С минуту раздумывал, не позвать ли слугу, чтобы помог одеться, но потом решил - не самая важная птица, справлюсь и сам.