Юрий Тупицын - Галактический патруль

- А почему я должен возражать? Показывай!

Волков привел командира в ангар, где на специальном стенде в полуразобранном, «растянутом» на отдельные блоки виде стояла «Урания», использовавшаяся для разного рода проб, испытаний и конструктивно-стыковочных экспериментов. Подойдя к забранному в бронированный корпус переходнику, который стыковал боевую часть с несущим каркасом космического транспортера, Волков показал на технологический лючек, закрытый тщательно притертой крышкой.

- Здесь проходит запальная цепь. Крышка на замке с четырехсторонним крейц-стопором. Снимается с помощью отвертки - секундное дело.

Лохов, придирчиво разглядывавший технологический лючек, согласно кивнул и, не поднимая головы, спросил:

- А дальше?

Волков помолчал, перевел дыхание и, глядя на упрямый, коротко стриженный затылок командира, вполголоса ответил:

- Запальная цепь - в бронированном кабеле. Ножницы не берут, я пробовал. Но ножовка с боразонной накладкой справляется за минуту, а то и меньше. Ну а плазменным резаком - чик, и готово!

- И рванет?

Волков усмехнулся, от этой наивности Лохова, то ли действительной, а скорее показной, ему стало легче.

- Так не делается. А если случайный обрыв? Авария на взлете, случайный метеорит, - мало ли что? На борту - двести мегатонн, четыре тысячи атомных бомб, сброшенных на Хиросиму, в одном заряде! На жилу перерезанного кабеля надо подать импульс тока. Вот тогда рванет.

Лохов наконец выпрямился и нарочито небрежно полюбопытствовал:

- Ну и зачем ты все это раскопал?

- Решил тебе помочь.

- Ну а все-таки?

Волков неопределенно повел головой, избегая смотреть командиру в глаза:

- Мало ли что! Техника есть техника, всегда может отказать. Особенно по связям с «Уранией». Ведь все делается в спешке! Разработка стыковочных узлов идет чуть ли не параллельно с их монтажом. А позади нас будет Земля. Шесть миллиардов человеческих жизней! Включая и наши с тобой семьи. Земная цивилизация со стажем в сорок тысяч лет. А если считать от момента зарождения жизни, то и все три с половиной миллиарда. Вот и получается, что отступать нам нельзя - некуда. Как под Сталинградом, где сложил голову мой дед.

- И как ты себе это представляешь?

- Если откажет «Урания» или не пройдет команда готовности ее боевой части, есть еще один выход.

- Какой? - настаивал Лохов.

- Подойдем к кометному ядру прямо на «Заре» так близко, как это только возможно, сквозь самую плотную часть комы. На самой малой скорости сближения, конечно, чтобы до минимума свести потери от столкновения с частицами и кусками кометного вещества. Если окажется возможным, причалим к самому ядру кометы - к ее силикатному телу. Увидим кометные фумаролы и гейзеры, кометные кратеры, утесы и пещеры. Увидим то, что еще не видел ни один человек до нас с тобой, и, наверное, долго еще не увидит. А потом выйдем в скафандрах из корабля, пощупаем этот древнейший из древних мир своими руками, посмотрим на звезды, на Солнце, попрощаемся с Землей… И вскроем вот этот технологический лючек.

Лохов молчал, приглядываясь к своему товарищу. Потом подошел к Волкову вплотную, положил ему на плечи ладони, легонько встряхнул и заглянул в самые глаза:

- Решился?

- Решился, командир, - просто ответил Волков.

- Правильно решился. Все это, конечно, на самый крайний случай! Но решаться надо заблаговременно. Легче идти в полет.

- И верно, легче, - согласился Волков.

- Только никому ни слова. Ни единому человеку! Это дело наше, нашей чести и нашего дома. Нечего впутывать сюда других. К тому же мода на камикадзе давно прошла. Претит это людям! Могут обвинить в инженерном неверии, в технологической отсталости, а то и в паникерстве. Отстранят от полета, обвинят в косвенной задержке старта - срам на всю планету и на все исторические времена! Вместо бессмертия победителей, понял? Так что никому ни слова!

- Понял.

Лохов покосился на технологический лючек, улыбнулся, очевидно довольный собой, в голосе его появились хвастливые нотки:

- А лючек этот я присмотрел и без тебя, так что ошибки быть не может. Как ты думаешь, его не специально нам подсунули?

- Кто? Зачем? - не понял Волков.

- Уж очень удобно он расположен. И кабель рядом, так и просится в руки - на, режь! - закончил свою мысль Лохов, только после этого перевел взгляд на товарища и переспросил зло: - Кто? Да все те, кто над нами! Главы великих государств, ответственные деятели ООН и МАГАТЭ, руководители программы «Комета» и вся эта титулованная инженерная братия, ответственная за конструктивные решения. Кто мы с тобой для них? Технические исполнители! Черные рабочие! Если мы публично предложим себя на роль смертников, они встанут в благородную позу, с высоких гуманитарных позиций обвинят нас в технической безграмотности, паникерстве и, как пить дать, отстранят от полета! А вот под прикрытием громких фраз о гуманности, с ухмылочками и улыбочками в узком кругу избранных и посвященных - нынешние космонавты, мол, люди умные, они и сами догадаются, - подсунуть им технологический лючек с выходом на запальную цепь, это можно!

- Убежден, что ты заблуждаешься, - растерянно, но вместе с тем и решительно возразил Волков.

- Может быть, и ошибаюсь, - с неожиданной легкостью согласился Лохов.

Он снова положил свои широкие ладони на плечи бортинженера. Он был на полголовы ниже стройного Волкова и смотрел на него вроде бы снизу вверх, но получалось так, что сверху вниз.

- Все это - дребедень! Не страшно?

- Страшновато, - с запинкой признался Волков, - но не очень. Вероятность аварии, при которой нам придется вручную рвать ядерный заряд, - меньше, чем при поездке в автомобиле.

Лохов усмехнулся:

- И каждый год в автокатастрофах на планете гибнет около миллиона человек.

- Автокатастрофа - это удар, лопающийся металл, разлетающиеся в брызги стекла, сломанные кости, кровь и страдания. А у нас все будет иначе. Звезды сквозь радужную кому, голубой силуэт Земли, миг… И огненный шар с температурой в пятьдесят миллионов градусов, космический фейерверк в масштабах Солнечной системы.

- Красивая смерть, - согласился Лохов. - И все-таки страшно будет, ты со мной не спорь, я три раза всерьез помирать собирался: два раза в воздушном океане и один раз в космическом. Будет страшно! Не возле кометного ядра, там некогда - делом будем заниматься, а раньше. Когда поймешь, что должен пойти на это, а до смерти - ох как еще далеко! Будет страшно, Слава, и ты должен подготовить себя к этому.

Конечно, Волков готовился. Но все-таки сознательно решаться идти навстречу верной смерти, когда по воле насмешницы-судьбы вдруг не прошла команда готовности боевой части, бортинженеру пришлось впервой. Отсюда и выражение предельной усталости на его посеревшем лице.