Вероника Батхен - Фараоново племя

…У Лены действительно были огненные волосы, того всепобеждающего оттенка, который удается увидеть лишь на зреющих апельсинах или летней шубке лисы. Она родилась тонкокожей — легко краснела, легко обижалась по пустячному поводу. Заподозрить в ней великолепного навигатора, способного чудом вывести корабль из потока метеоритов или дотянуть до базы на честном слове и остатках горючего, мог только другой штурман. Иван тогда управлял автоцехом по сепарации и в обогащении руд разбирался лучше, чем в людях. Ему казалось, что любви, нежности и покоя вполне хватает для счастья, что ребенок удержит его Ленточку дома. Лёньке едва исполнился годик, когда рванул Ганимед — потепление привело к наводнению, станции затопило. Земля объявила призыв резервистов, вывозить оборудование и людей, Лена пошла добровольцем. И не вернулась.

— Да, я тоскую, мне её не хватает.

— Рад бы сказать, что пройдет, но у вас не проходит, — сочувственно вздохнул трётль. — Люди не лебеди, но хюльдра она на всю жизнь.

Хотелось ответить резко, но Иван сдержался — трётля рубинами не корми, дай поскандалить вволю.

— Ты и в самом деле дряхлеешь, Кривой. Давай я из поселка лекаря позову, пусть поглядит, чем помочь.

— Овце под хвост пусть глядит, а помирать не мешает. И ты не мешай. Лучше выполни мою последнюю волю.

— Чем порадовать страждущего трётля? Минералов у меня больше нет, кружку ты есть не станешь, а ботинки я не отдам.

— Даже лучшему другу? — с надеждой спросил трётль.

— Даже лучшему другу.

— Тогда расскажи мне сказку, Белая голова. Длинную словно хвост Ёрмунгарда.

— Хорошо, — улыбнулся Иван. — Будет тебе сказка.

Довольный Кривой перекатился на пузо и разлегся, раскинув лапы. Чешуйчатая, потрескавшаяся пятка оказалась совсем рядом, но Иван удержался от искушения провести по ней прутиком. Интересно, боятся ли трётли щекотки?

— Далеко-далеко, на самом краю галактики жил-был… корабль. Небольшой такой межпланетный корабль. Переправлял людей туда-сюда, перетаскивал грузы, доставлял металл с рудников…

— И вкусные камушки, — уточнил трётль.

— Хорошо, самоцветы тоже возил. Корабль звали… как же его могли звать?

— Свиное Рыло? Большой Пук?

— Нет, Кривой, корабль звали S-4823 AX, и ему это совершенно не нравилось. Он тосковал о настоящем имени — «Стремительный», например, «Бесстрашный», «Бесповоротный» в крайнем случае «Томпейн» или «Адмиралнахимов». Но никто — ни капитан, ни команда, ни пассажиры — не задумывался, мечтают ли корабли об именах.

— Вот балбес! Кто мешал ему самому назваться или семью попросить? Меня вот Кривым прародитель назвал, да, — зевнул трётль.

— Будешь перебивать — сам придумывай, — огрызнулся Иван.

— Умолкаю.

— Прослышал однажды S-4823 AX, что в Магеллановом облаке, за белым гигантом, за чёрной дырой прячется древний-древний межзвёздный крейсер. В трюме у крейсера камера, в камере анабиозка, в анабиозке старик с бородой до колен. Если этого старика разбудить да поговорить ласково, он любое желание может исполнить.

— Понял! Это ваш глупый бог от людей убежал подальше!

— Кривой!!!

Трётль закрыл пасть корявой лапой и, наконец, заткнулся.

— Подумал S-4823 AX, поскрипел электрическим мозгом, взял да и сел на планету. И входной люк приоткрыл заманчиво. Часа не прошло, как школяр короткоштанный внутрь забрался рычажки покрутить да на кнопки понажимать. А S-4823 AX того и надо. Дверь захлопнул, с места за атмосферу рванул — только его и видели. Полетел к Магелланову облаку. Год летит, два летит, десять. Мальчишку гидропонной вкуснятиной потчует, учиться заставляет, зарядку делать, книжки читать, чтоб не рос дураком. За шесть лет из костлявого пацаненка красавец вымахал, хоть картину пиши. У пульта управления научился стоять, астероиды ковшом, подхватывать, фильтры чистить. Кино смотрел вечерами в рубке, в мяч играл сам с собой, анализатор гонял, пока вахта не кончится… тьфу, прости.

Долетели они до Магелланова облака, обогнули белый карлик, миновали чёрную дыру, маячки поисковые подключили — и вправду в темноте да пустоте старинный крейсер висит. Наш S-4823 AX пришвартовался к нему, манипуляторами шлюз приоткрыл, мальчишка внутрь юркнул. В трюм забрался, камеру нашел, анабиозку вскрыл — а там девица-красавица, коса до колен. Мальчишка не будь дураком её в щёчку чмокнул, а она глаза ах — и открыла, зарумянилась вся. И говорит… эй, трётль.

Кривой мирно похрапывал, по-детски подложив под щеку каменную ладонь. Сыновья тоже засыпали быстро, так и не дождавшись, чем кончится сказка. Иван потянулся, покрутил головой, встал, чтобы размять затекшие ноги, вдохнул полной грудью влажный воздух. В тускнеющем вечернем свете на спине трётля стала заметна зеленая сеточка, в трещинках показался сочный молодой мох. Скоро начнётся линька, осыплются каменные пластины, трётль как весенний олень будет чесаться о валуны и браниться до изнеможения. Старый мошенник!

Скала ещё хранила тепло. Иван привалился спиной к камню и сел, глядя в небо. Вокруг тихонько копошилась мелкая живность, пищал комар, закричала спросонья птица, прошуршал камешек. Здесь оставался дом, место, куда хочется возвращаться из любых странствий. Там ждал труд — настоящий, веселый, опасный труд.

Солнце зашло за скалы и скрылось из глаз. Розовая пена облаков потускнела, по небу разлилась синева, прочерченная белым штрихом быстролета. Звезда мигнула и вспыхнула над горизонтом. Это была Венера.

— А этот зверек почем? — корявый палец покупателя ткнулся в самую крупную банку. Иссиня-черная многоножка метнулась вперед, стукнулась об стекло и яростно зашипела. Зубов в маленькой пасти было достаточно. Покупатель отпрянул.

— Тысяч восемь, но я бы вам не советовала. Зверушка кусается, плохо идет к рукам, ест только парное мясо. Неплохая ловушка в офис или сейф, но в дом с детьми ее брать не стоит. Посмотрите лучше на этого чудика.

Многоножка была обещана Борьке в машину, поэтому я осторожно переключила клиента на милейшее существо — огромные глаза, крохотный любопытный нос, изящные лапки и ореол невесомой дымчато-серой шерсти… лучше не уточнять, откуда я его доставала.

— Само изящество. Сама грация. Королевская… — я запнулась… Да, Королевская Аналостанка.

Извлеченный из банки чудик тут же стал обнюхивать человека. Трогательно и деликатно коснулся ладони холодным носом, тронул серебряным коготком… и бесцеремонно полез на руки.

Клиент созрел. Немудрено — чудик был необыкновенно ласков и, что важнее для домашнего любимца, питался грязными мыслями. Я вспомнила сальный взгляд пузатого любителя редкостей, как он пялился в вырез моего платья — да, пожалуй вся семья будет рада покупке. И стоил зверек недорого — я его не ловила, малыш сам попросился вылезти. Я улыбнулась, взяла деньги, быстренько рассказала — чем кормить, как ухаживать, почему, если чудик начинает себя вести, следует срочно вызывать или меня или Бориса Булатовича, — и выставила мужика за дверь вместе с покупкой. Не люблю чужих в доме.