Вероника Батхен - Фараоново племя

Солнце вошло в мой сон, словно фрегат в Каперну. Я открыла глаза и улыбнулась прежде, чем поняла, что новый день меня радует. Тело было послушным и сильным, мысли — ясными. Я повернула голову — чудик тоже проснулся и моргал на меня удивленными глазками. Я погладила малыша, он лизнул мне руку жарким язычком и осклабился — кажется, пробовал улыбнуться. Под локоть тут же ткнулся ревнивый Мартын. Я погладила и его. Завтракать, дети! Кошачий паштет вполне устроил обоих, зверье дружно чавкало у одной миски, пока я умывалась и приводила себя в порядок. Корм чудикам, бутерброд мне. Какие планы? А никаких! Неожиданно захотелось послать к черту привычный порядок дня почти деловой женщины. Что я и сделала.

Ванну с ароматической смесью — волшебной, безумно дорогой прихотью. Кинешь шарик размером с яблоко в теплую воду — он расплывается опаловым блеском и пахнет, как счастье. Кожа становится шелковой, душа — легкой, мысли тают, словно капельки пены на белом кафеле.

Фильм в проигрыватель. «Унесенные ветром»? «Ирония судьбы»? «Зорро»? Что-нибудь прелестное и сентиментальное — погрустить и порадоваться, отдохнуть от обыденной круговерти. Саша тоже человек, даром, что видит сквозь стены.

Надоело бездельничать? Будем считать долги. В каждом доме со временем копится куча неспешных дел. Склеить чашку, отчистить до блеска (снаружи, не изнутри) пожилую чугунную сковородку, стереть пыль с книжных полок, перебрать фотографии в старом альбоме, залатать покрывало и любимый халат. С удовольствием делать то, что приятно, что хочется прямо сейчас.

День кончается? Можно выскочить в магазин — по обветренной темной улице, мимо шального снега и бродячих собак, мимо ничьих теней вдоль обочин, мимо поздних, пустых автобусов и одиноких прохожих. В суете супермаркета набросать в тележку пестрых оберток и ярких баночек, прицениться к пузатому ананасу, добавить булочек с хрусткой корочкой и пакет заграничного сока, расплатиться на кассе — и назад в родное гнездо.

Уже за полночь, развалясь на постели — с одного боку чудик, с другого тарелка с пирожными, впереди на тумбочке стакан сока, в ногах Мартын — я включила мобильник. Восемнадцать неотвеченных сообщений. Четыре от Борьки. Одно критичное. Остальные… проще стереть. Я отправила бодрую смску, что впала в нирвану — Борька поймет. И задумалась. Холодным потом прошиб испуг. Руку к стене, проверяем, трогаем — все на месте. Дверь я чуяла безошибочно, как и раньше. Что изменилось? Будто в ответ чудик ткнул меня мокрым горячим носом. Я машинально положила ладонь на доверчивое брюшко. Да. Малыш весь день ходил за мной следом. Наблюдал, что я делаю, хрюкал что-то невнятное, иногда просил есть или подставлял мордочку приласкаться. И при этом зверек не был назойлив. Смешно… И просто. Малыш подвинулся ближе, от горячих боков пахло мятой и старостью — как из бабушкиного сундука. Сон пришел незаметно.

В девять утра меня сдернул из койки звонок с городского. У мамы случилось несчастье. Куртка-деньги-телефон-вперед!

Не хочу описывать этот день. Промолчу. Было больно и страшно — от каких мимолетных глупостей зависит жизнь человека. Проклятые бумажки, чертовы равнодушные выродки…

Дом остался последней крепостью, я буквально ползла от лифта. Раздеваться не нашлось сил — прямо в ботинках на койку. Слезы брызнули сами. Целый день приходилось держать лицо, делать вид, контролировать ситуацию. Тонуть в море чужих эмоций, видеть жадные, грязные мысли, боль, ужас — и не мочь ничего изменить. Бывают неисправимые беды — когда деньги теряют цену, старание бесполезно — остается лежать, выть в голос и лупить кулаками стены. Мартын сидел под кроватью и выходить боялся. А Малыш вылез. Он грел меня этой ночью, вылизывал слезы, сопел, тормошил, трогал лапкой — пока не хватило сил встать. Я бродила по дому сомнамбулой — выдала чудикам корм, поменяла подстилку в банках, перемыла посуду, вымела пол. И плакала, пока оставались слезы. Учитель говорил, нельзя держать боль в себе, пусть течет, сколько хочется. Правда, Малыш?

…Все проходит — ушли и черные дни. Я взглянула в окно — первый мартовский день оказался на удивление солнечным. Чудики в банках устроили переполох — свет им явно не нравился. Новенький шерстолап погрозил мне кулачком и пробурчал явную гадость — похоже тварька из говорящих. Тысяч двадцать, не меньше. Мартын и Малыш гоняли по коридору мячик. Чудик отъелся, кожа на пузике натянулась, глазки прочистились и оказались зелеными, как крыжовник. Он подружился с котом, научился приносить книжки с полок и прятаться в шкаф, когда я охочусь. Он понимал меня. А я была ему нужна. Мобильный пискнул, я взяла трубку. Слушаю. Да, Боря! Когда? Ну, знаешь… Ботинки-куртка-ключи. Вперед. Я захлопнула дверь без оглядки и побежала по коридору.

Дверь за Сашей закрылась. Чудик выждал немного — а вдруг вернется. Человечишка отличалась рассеянностью и забывала дома всевозможное важное барахло. Рыбка для Мартына была припрятана на балконе. Кто еще мог ему помешать? Малыш сел на лапки у кладовой, сложил губы хоботком и затянул заунывный напев. Ему ответили быстро — экскурсанты ждали сигнала. Один за одним выходили они из двери, голокожие и тонконогие. Крутили приплюснутыми головами, шумно втягивали воздух, любопытство играло в маленьких, юрких глазках. Малыш коротко поклонился, дождался почтительного ответа — это было приятно — и повел гостей по квартире.

С гордостью хозяина он демонстрировал сосуды для сбора и стока воды, кладовые с неведомым урожаем, чудовищ в стеклянных клетках. Смертельный номер — игру с ужасающим хищником стоило оставлять напоследок — всякий раз публика млела. Малыш бросал зверю мяч, дразнил того длинной веревкой, рычал на него, кормил из рук и напоследок целовал в некрасивый розовый нос. Сходство твари с представителями более совершенной расы поражало воображение. Потом Малыш собирал плату и провожал гостей к выходу. Он знал, за спиной шепчутся — как же повезло одинокому старому дураку — без малейших усилий наткнуться на золотое дно и сделать из него аттракцион.

Он усмехался — с детства над его фантазиями смеялись, дразнили пустышкой и считали редкостным неудачником. Пусть завидуют, если им от этого легче. Товарищи по ремеслу пару раз уже предлагали перекупить дело — за круглую сумму, надо сказать. Малыш отказывался и загадочно молчал на все вопросы. Сплетни множились, любопытство жгло языки — что за глупость, какое чванство — торчать в отнорке пространства, отказываться от богатства и уважения. А правда была проста — впервые в жизни Малыш оказался на своем месте. Его питомица так нуждалась в тепле…