Геннадий Прашкевич - Разворованное чудо. Повести и рассказы

- А-а-а…- протянул он.- Желаешь влиться в производственную семью!.. Тебе, небось, вдалбливали, что все мы - члены одной единой государственной производственной семьи, и любое производство, дающее нам Минимум тепла и жратвы,- наш дом? Да, обычно так и Говорят - наш дом! Ив Итаке так говорят! Но все эти разговоры - чушь. Есть братья старшие, и есть братья младшие. Вот и вся разница. Даже там, где работал - а это было очень демократичное предприятие!- на стене висел щит: «Здесь отпускают обеды только инженерам и химикам!»

- С точки зрения химика это не так уж и плохо.

Хоукс изумленно и пьяно уставился на меня.

- А как же коллективизм, парень?

- Не знаю,- ответил я. Мне не нравилась его напористость.

- Чем ты хочешь заниматься в Итаке?

- Это мне подскажет санитарный инспектор Сейдж.

- А, Джейк!.. Конечно… Как высокопорядочный человек, он выбирает для Итаки самых крепких и красивых парней, у него есть такая слабость. Эти парни работают в новейших цехах, с новейшей аппаратурой, правда, по устаревшей методике… Я видел их руки, выбеленные кислотами. Я видел облака испарений, в которых лакмусовая бумажка мгновенно приобретает алый цвет. И в общем мне хорошо известно - какого цвета становятся их легкие на третьем-четвертом году такой работы…

Неслышно, но быстро к столику приблизился бармен:

- Извините. Хоукс и Гаррис, следующие до Итаки,- это не вы? Просят на посадку. Да, да, через восточный выход…

- Идем! - посмеиваясь, заявил Хоукс.-Нам не придется возвращаться за документами. Мы крепкие и красивые парни. Может, и Итака теперь примет благопристойный вид. Во всяком случае, если попадешь к химикам, дай знать - я подскажу, в каком из цехов штаны будут разваливаться прямо на тебе, а в каком можно будет отказаться от цирюльника…

Если Хоукс и шпионил за мной, я его не боялся. Он слишком много говорил. Он не давал мне рта раскрыть. Только в самолете, пристегнувшись к креслу, зевнул и впал в недолгое забытье. Это меня вполне устраивало. Я получил возможность передохнуть. И успокоил себя- все пока шло нормально, подмена Шмидта удалась, с рейса меня не сняли…

За иллюминатором тянулись бесконечные облачные равнины, касаясь которых самолет сразу окутывался серо-влажным дымком.

- Еще не океан? - спросил Хоукс, протирая глаза.

Я пожал плечами.

Каждый, кто летит на Запад,-не отставал он,-

первым делом восхищается океаном. Может быть, вид этой гигантской лужи и впрямь улучшает пищеварение?

- Возможно,- сказал я, чтобы не молчать.

Полузабытые воспоминания всплывали из памяти. Они не были четкими, наплывали друг на друга, смазывались, и я видел то плоский, неумолчно шумящий океан, то бесконечные рощи, прячущие в себе белые коттеджи, то шхуну Флая, которую все почему-то звали «Марией», то площадь, над которой возвышался костлявый железный крест древнего костела. Зеленой, песчаной, теплой, окутанной то в туман, то в пылающую листву виделась мне Итака; голодный, но счастливый рай детства. Рай,- именно так мы называли когда-то свой город…

На летном поле, пустынном и голом, Д. С. П. Сейдж, г(о ему одному понятным соображениям, разделил прибывших на несколько групп. Хоукс попал в первую и незамедлительно влез в автобус:

- Ищи меня в ресторанах, Герб!

- Подружились? - вкрадчиво спросил Сейдж, не обращая внимания на своего прежнего соавтора.

Я промолчал.

- Коммуникабельность - прекрасная черта,- отметил Сейдж с тайным удовлетворением.

Я пожал плечами:

- Мне тоже в автобус?

- Нет, мой мальчик, не смешивайся с толпой. Ты работаешь на санитарную инспекцию!.. Видишь машину с двумя антеннами? Дуй к ней. Там за рулем человек вот с такими волосами! Сменишь его, посмотрим - что ты за птица.

Я кивнул и направился к машине.

Человек за рулем и правда был длинноволос. Завивающиеся локоны обрамляли его бледное лицо с крупными, выпуклыми глазами и падали на плечи, очень широкие и сильные. Бесцеремонно осмотрев меня, он грубо спросил:

- Тебя Сейдж послал?

- Да.

- Давно водишь машину?

- С детства.

- Не хами! - предупредил он.- В твоем детстве не было таких машин.

- Да,- сказал я,- приборов на тех машинах было меньше, но я справлюсь и с этой.

- А для чего эти приборы? - спросил он, кивая на дополнительную панель с указателями.- Ты знаешь?

- Нет. Но, надеюсь, мне скажут это.

- В свое время,- хмыкнул он.- Но оно еще не пришло… Мое имя - Габер. Включайся!

- Мы не будем ждать инспектора?

- Обойдется без нас… Дави!

Я выжал сцепление.

- Дуй по шоссе. И не позволяй, чтобы нас обгоняли.

Но обгонять нас было некому. Туман бледными слоями полз через пустынную дорогу, пересекавшую не менее пустынные, изрытые оврагами поля.

- Не узнаешь? - настороженно спросил Габер.- Давно не приходилось бывать в Итаке?

- Я никогда не бывал в Итаке…

Но Итаку я действительно не узнал.

Кое-где сохранились прежние двухэтажные коттеджи, но и они приобрели бурый цвет, а пальмы, окружавшие их, исчезли. Пейзаж теперь определялся не рощами,- вдали, из тумана, поднимались в серое небо башни многоэтажек и труб комбината «СГ». Над старой аркой из китовых ребер (все-таки хоть она сохранилась!) мерцала неоновая фраза, должная, по-видимому, поднимать дух приезжих: «Ты вернулся в Итаку!»

Шлагбаум под аркой был опущен. Дежурный в желтой униформе с эмблемой «СГ» на рукаве и с пистолетом на поясе кивнул Габеру:

- Кто с вами?

- Сотрудник Сейджа,- хмыкнул тот.- За нами следует целый кортеж, будьте внимательны!

Развернув машину, я сбавил ход. Вероятно, мы въехали в деловой квартал - узкая, зажатая каменными домами, улочка. Ничего такого тут раньше не было. Рыбаки и курортники не нуждались в каменных оффисах.

- Бывает тут солнце? - спросил я.

Габер усмехнулся:

- Еще узнаешь…- и прикрикнул:-Притормози!

Тяжелая рука его опустилась мне на плечо, но я успел и сам среагировать. Нелепо пританцовывая, тряся седой головой, моргая выкаченными, как у глубоководной рыбы, глазами, под нашу машину откуда-то из подъезда выскочила тощая, оборванная старуха. Я не сразу понял - что за ноша была за ее горбатой спиной, а поняв, разинул рот. Из грязного мешка, сквозь специально прорезанные отверстия, высовывались наружу распухшие руки и огромная, безвольная, лишенная волос голова уродливого младенца!

Габер снял радиотелефонную трубку, но его вмешательства не понадобилось - из-за поворота с воем вылетел длинный, крытый брезентом грузовик. Здоровенные санитары все в той же униформе с эмблемой «СГ», грубо схватили старуху и затолкали ее под брезент. Двое или трое прохожих безучастно взглянули на санитаров и проследовали, не останавливаясь, по своим делам.

- Ну и чучело! - заметил я, имея в виду старуху.