Андрей Валентинов - Лейхтвейс

– Джованни Бадолья! Прошу, прошу, синьор, не задерживайте!..

Толпа колыхнулась, пропуская первого счастливца.

Знакомства с лучшими людьми князь счастливо избежал, воспользовавшись многолюдьем у дверей почты. Улизнув и пробравшись через толпу, оказался у ступеней собора. Храм был куда меньше, чем его почивший собрат на брошенной площади, но тоже по виду очень старый. Серые колонны, острый шпиль кампанилы, огромное круглое окно над входом с многоцветной стеклянной розой, под ним – статуя Богоматери в глубокой нише. Печальный лик, каменные четки в руке.

…И глубокие трещины, разорвавшие старые стены. Беспощадное Время и здесь наложило свою печать.

Дикобраз поднялся на пару ступенек. Дальше идти не имело смысла, высокие медные двери заперты.

– Храм Мадонны Смуглолицей, – проговорил незнакомый голос. – Романский стиль, а вот когда построен, до сих пор спорят. Самая старая фреска – XIV столетия. Еще здесь хранятся мощи святого Иоанна, естественно, не апостола, местного аббата…

Князь оглянулся. У ступеней стоял широкоплечий молодой человек в соломенной шляпе, старом костюме и больших деревянных башмаках на босу ногу. Видом крепок, лицом – чистый киноактер, только без грима. Яркие губы, темные выразительные глаза, брови вразлет.

Увидев, что замечен, неизвестный снял шляпу.

– Добрый день! Разрешите отрекомендоваться: Америго Канди, интерно, три года. А вы – наверняка князь Руффо ди Скалетта, наш новенький. О вас только и говорят.

– Добрый день! Очень рад!..

Князь спустился вниз и протянул руку. Пожатие вышло крепким.

– А кто собственно говорит?

Америго Канди белозубо улыбнулся.

– В первую очередь синьор подеста, причем с каждым из ссыльных – лично, при закрытых дверях. Не знаю, чем грозили прочим, но мне обещаны каторжная тюрьма, кандалы и конфискация имущества. За что, думаю, вы уже догадались.

Князь молча кивнул. Сломанная Нога не зря столь благодушен. Переиграл, причем без особых усилий.

– Поэтому наши очень извиняются, но просят понять – и не наставить на личном знакомстве. Все это необычайно мерзко, однако страх всегда правил людьми. Матера – маленькая модель нашего мира, можно сказать, Земля, только плоская, как и положено Средневековью.

– А вы, значит, не боитесь? – усмехнулся князь.

– Совсем не боюсь! – молодой человек легкомысленно махнул рукой. – Дело в том, что у меня есть редкое достоинство.

– Вы храбрец?

– Нет, я сумасшедший.

Тревога. – «Иль Пополо д’Италиа» и карандаш. – Группа прикрытия. – Америго Канди. – Зачет. – Бригадир Бевилаква. – В камере. – Латинская империя

Он был в самом сердце небесной синевы – и в самом сердце сна. Воздух сгустился, став вязким и необыкновенно холодным. Солнце исчезло, однако темнее не сделалось, ровный яркий свет пронизывал нестойкую небесную плоть. Пути дальше не было, но Лейхтвейс никуда не рвался и никуда не спешил. Миг высшей невероятной радости, когда кажется, что через один удар сердца ты сам станешь небом, влившись в синий простор.

Он уже не человек. Ничего страшного, просто он стал другим, непохожим на тех, кто сейчас внизу, в невероятной дали, на самом дне синей бездны. И если на этом все закончится, тоже не страшно. Все, что можно, достигнуто, лучше уже не будет.

Синий свет, синий огонь, синяя пропасть…

– Пора, мой Никодим! – негромко проговорила Смерть, касаясь его плеча. – Может, ты и прав, лучше уйти счастливым, чем ждать конца мира. Пора!..

Он не стал спорить. Пальцы коснулись кнопок на поясе. Не страшно!

– Меня зовут Лейхтвейс, – улыбнулся Николай Таубе и выключил ранец.

Синева ударила в лицо. На малый миг мир исчез, чтобы обернуться глухой черной ночью. Темный потолок, сбившаяся на сторону подушка под головой, чей-то встревоженный голос.

– Просыпайся, Николас, – негромко повторил гефрайтер Вилли Банкенхоль. – Только не шуми, все спят.

И, предупреждая вопрос, шепнул в самое ухо:

– Команде «А» – тревога!

Полковник Оберлендер прошелся вдоль строя, осматривая каждого. Наконец, встав точно посередине, резко вскинул голову.

– Вольно, горные стрелки! На задание отправятся только добровольцы. Нужны шестеро. Правила прежние: Вермахт за вас ответственности не несет. В случае провала вас объявят дезертирами, самовольно покинувшими часть с оружием. Если выживете – трибунал. Поэтому предлагаю подумать.

– Мы уже подумали, господин полковник, – твердо проговорил унтер-офицер Фридрих Рогге. – Все согласны. Разрешите самому отобрать людей?

Командир части еле заметно пожал плечами.

– Если так, не возражаю.

Усмехнулся, поглядел в центр строя.

– Советую взять новичка, надо опробовать парня в деле. Горный стрелок Таубе, вы не против? Только предупреждаю: есть реальный шанс не вернуться. Считайте, что вы уже на войне.

Лейхтвейс вспомнил недавние, еще не забывшиеся слова. Лучше уйти счастливым…

– Никак нет, господин полковник. Не против.

Синеву сменила глухая ночь, но Лейхтвейсу казалось, что сон не кончился, просто стал другим. Негромкие голоса, черные тени, неяркий желтый электрический свет. Все происходило словно не с ним, он лишь смотрел – и не пытался вмешиваться. Пусть все идет своим ходом до самой команды «Подъем!» Потом, на строевой подготовке (Раз-два! Раз-два!), будет что вспомнить.

– Внимание, парни! Все документы и личные вещи – на стол. Карманы выверните, чтобы ничего подозрительного не осталось. Гефрайтер Банкенхоль! На вас – вся снаряга, проблема ожидается средней сложности, лишнего не надо. Оружие берем штатное, но расписываться за него не надо. На складе получим пулемет. Горный стрелок Таубе! Справитесь? Тогда вперед, время пошло!

Это был сон, а во сне все проще, чем наяву. Он, конечно, справится, тем более пулемет знакомый, MG 34, 7,9 миллиметров. Главное не забывать о том, что ствол сильно перегревается и не браться за него без перчаток. А еще тщательно чистить, но до этого еще следует дожить, ведь они на войне. Перед командировкой в Румынию, первой, где пришлось вступить в бой, его тоже предупреждали, но там главной тайной был не он сам, девятнадцатилетний парень без документов и имени, а черный ранец.

…Первой целью стала железнодорожная станция неподалеку от Брашова. Удалось поджечь эшелон с цистернами бензина – и уйти в небо за миг до того, как ад разверзся. С километровой высоты пламя походило на извержение вулкана.

Потом он сжигал самолеты, русские И-15, и тогда «марсианина» впервые заметили. Кто-то из охраны догадался посмотреть в черное ночное небо. Повезло – пулеметные очереди прошли мимо.