Андрей Валентинов - Лонжа

– Ладно, – вздохнула женщина. – Попытаюсь объяснить, чтобы вы поняли. Садитесь!

Запах духов исчез, утонув в табачном чаде. Женщина курила одну за одной, пачка красных «Gauloises» опустела, госпожа Веспер, не глядя, взяла с края стола следующую, открыла, толчком выбила сигарету.

– Повторить? Или вам надо еще проще?

– Давайте попытаюсь сам, без трудных слов, а вы меня поправите. Вторая кредитная линия для Гитлера действительно открыта, однако эти деньги ничем не помогут экономике Рейха. Фюрер получит средства на свои любимые игрушки – новые кварталы Берлина, стадионы, Купольный дворец и Триумфальную арку. Единственная польза – новые рабочие места.

– Совершенно верно, Пауль. Возможно, отдельная линия будет выделена под проект «народного автомобиля», но он запланирован как убыточный, машины продают практически по себестоимости. Банкиры Лихтенштейна здорово рискуют своими деньгами, значит их выгода в чем-то ином. Возможно, цена всему – сохранение независимости княжества, а значит и свободы финансовых операций.

– Выходит, экономика Рейха по-прежнему висит на ниточке – на кредитной линии «Шрёдер, Рокфеллер и К»?

– Все-таки не поняли! Давайте совсем просто. В этом году экономика Рейха переступила черту. Никакие кредиты ее уже не спасут и даже не удержат на плаву. Падение началось, его можно будет скрывать и сдерживать еще пару лет, но изменить ничего невозможно. В любом случае, банкротство, а еще точнее – дефолт. Запишите это слово, пригодится.

– Дефолта не будет, госпожа Веспер.

– Вы правы, Пауль. Будет война, и теперь уже наверняка. Если, конечно, не случится чудо.

Новая сигарета. Негромкий щелчок зажигалки, синий бензиновый огонек.

– Так вот, о нашем чуде. Прежде чем Его Величество Август Первый прибудет во Францию, он должен кое о чем узнать. Обстоятельства изменились. Это, как я понимаю, мой второй вопрос.

– Иду, иду! Уже иду!..

В дверь позвонили совсем не вовремя, Мод только-только начала собираться. Дела на выставке намечались ближе к вечеру, предстояла встреча с одним из коллег-экспертов, соизволивших обратить внимание на искусство Свободной Франции. Пока же на ней махровый халат, тапочки – и полотенце на мокрой голове.

Уже в самом конце коридора рассудила – соседи, некому больше. Полотенце все-таки сняла, наскоро скатала и – бросить некуда – взяла в правую руку.

– Кто там?

Спросила, не думая, уже нажав кнопку американского замка. Ответ пришел, когда дверь открылась. Мод сглотнула, отступила на шаг.

– Я войду, – молвил шеф, почему-то без привычной улыбки. Темный костюм, узкий, не по моде, галстук, портфель в руке…

Девушка поспешила запахнуть халат, взглянула на старые растоптанные тапочки и чуть не заплакала. Поняла – поздно и покорно поплелась, указывая дорогу гостю. В первой комнатке-вагоне все вверх дном, во второй – того пуще…

Пьер Вандаль, тактично не глядя по сторонам, прошел прямо к столу. Мод, поспешив бросить полотенце в угол, сняла со скатерти не вовремя оказавшийся там утюг.

– Можете не торопиться, – негромко проговорил шеф. – В Люксембургскую галерею ехать, думаю, уже незачем.

Поставил портфель на стул, щелкнул замочком.

– Вы сильный человек, мадемуазель Шапталь. Любого другого я попросил бы принести сердечные капли. Нет, не для меня… Сначала поглядите на это.

На стол лег газетный лист. Нет, гранки, обратная сторона, как успела заметить Мод, без текста.

– Завтра это напечатают сразу несколько изданий. Сегодняшний выпуск мне удалось задержать.

Девушка с опаской протянула руку. Обычно шеф не слишком считался с прессой. Мелькнула знакомая фамилия. Жермен де Синес, «кальмар пера». Заголовок прочитался лишь со второго раза. «Люксембургский…» – что?

«Люксембургский бедлам»…

Пальцы похолодели, противно заныла шея, халат же, словно почуяв слабость, расстегнулся на самом невыгодном месте. Мод поспешила присесть и запахнуться. Пятно на животе! Только его не хватало…

Буквы тоже взбунтовались. Эксперт Шапталь, с трудом одолев первый абзац, помотала головой:

– Если можно, скажите все сразу. Я же не собачий хвост, чтобы пилить в три приема. Добивайте, шеф!

Пьер Вандаль тоже присел, положил руки на скатерть.

– Все сразу… Синес подсчитал, сколько среди тех, кого мы экспонируем, пациентов психиатрических больниц и просто людей со всяческими отклонениями. Кстати, не так и много, но после его статьи все признáют нас филиалом лечебницы соответствующего профиля.

Мод словно воочию узрела черного таракана, мохнатого и трехглазого. «А чего ты хотела? Табличку на воротах видела?»

– Вывод же мсье Синес делает простой: Гитлер решил предъявить миру дегенератов, а мы с вами – душевнобольных. И назвали все это не как-нибудь, а «Свободной Францией». Кстати, он и про Роршаха раскопал.

– Роршах? – недоуменно моргнула Мод. – Картины с пятнами?

– Это психодиагностический тест для определения нарушений функций головного мозга. Покойный Роршах был не только художником, но и врачом.

Эксперт Шапталь задумалась… Осознала.

– А мы поставили эксперимент над всем Парижем. Все, шеф? Можно вешаться?

Он придвинулся ближе, посмотрел прямо в глаза.

– Вешаться вы не станете, но больно, к сожалению, будет. Синес написал и про вас, про наркотики и про клинику. Узнал все, даже то, что тому причиной. Фамилию вашего учителя все-таки не назвал, хватило совести. Что написал про меня, не так и важно, но в результате…

– Не надо…

Небо-циферблат рассыпалось на мелкие осколки. Черные крылья мельниц беззвучно рухнули, погребая под своей неподъемной тяжестью.

– …Хватит!

Мод встала, закусила зубами кулак. Хотелось броситься в третью, последнюю комнату, к трюмо, схватить флакончик, открутить легкую невесомую крышечку, взбежать по хрустальным ступеням – и не возвращаться никогда.

– Уй-ди-те, про-шу. Про-шу вас…

Выговорила, давясь словами, с трудом протолкнула в горло глоток воздуха.

– Вы… И так сделали со мной все, что хотели. Что вам еще от меня надо, шеф?

Пьер Вандаль помолчал немного, а потом бросил, резко и холодно:

– Я в гостях, мадемуазель Шапталь, и не могу распоряжаться. Иначе бы оттащил в ванную, сунул голову под кран и подождал, пока вы станете немного похожей на себя-настоящую. Ни один мужчина не сможет полюбить ноющий кусок мяса.

Кровь, наследство прóклятого деда, колоколом ударила в виски, багровым огнем вспыхнуло пятно на щеке. Матильда Верлен выпрямилась и посмотрела на своего врага.

– Вы правы. Прошу извинить, я сейчас.

Нырять под холодную струю не стала, просто умылась и вытерла лицо докрасна. Возвращаясь из ванной, взяла с комода пачку сигарет с пляшущей цыганкой. Присела, пододвинула пепельницу.