Рэки Кавахара - Accel World 11: Непробиваемый волк

То же самое сделало и его отражение. Затем оно дрогнуло, словно поверхность воды, и Харуюки вдруг увидел в зеркале своё второе воплощение — Сильвер Кроу, аватара в серебряной броне, лицо которого скрывала непрозрачная маска. Харуюки поднял правую руку, и Кроу сделал то же самое. Их пальцы всё приближались и приближались друг к другу, а за мгновение до этого…

Что-то резко потянуло Харуюки назад, и он резко пришёл в себя. Несколько раз моргнув, он вновь посмотрел в зеркало, но там был уже не дуэльный аватар, а его собственное пухлое тело. Обернувшись, он увидел улыбающуюся Утай, державшую его за рубашку. Второй она напечатала:

«UI> Пожалуй, ты увидел достаточно. Об остальном поговорим в моей комнате.»

Покинув «зеркальную», они прошли по лесистому двору в сторону восточного здания.

Пока Харуюки шёл, его пространные мысли уступили место тревоге, начавшей скручивать его живот. Что, если он встретится с семьёй Утай? Как ему представиться? Что он, восьмиклассник, делает рядом с четвероклассницей? В худшем случае, не сдадут ли его в полицию?

Но Утай, похоже, догадалась, какие сцены воображает себе Харуюки.

«UI> Не беспокойся, отца и деда дома нет. Когда начинаются гастроли, они вообще редко дома бывают.»

— Г-гастроли? Театра Но?..

«UI> Именно.»

И только прочитав этот ответ, Харуюки, наконец, осознал.

У них дома театр Но. Её отец и дед, судя по всему, опытные актёры. А значит, сама Синомия Утай разбиралась в Но не просто потому, что где-то о нём читала. Она — ребёнок в семействе потомственных актёров. И её погибший брат, Миррор Маскер, тоже.

Они оба замолчали. Вскоре они дошли до дома, и Утай открыла дверь.

Комната, в которую она провела его, не смогла поразить его благородной деревянной отделкой, но при этом пол застелен японскими татами, что тоже редкость в эти дни. Мебели было немного: низкий письменный стол, комод и полки. Кровати тоже не было, а значит, отходя ко сну, Утай расстилала на татами футон. Харуюки никогда в своей жизни не спал в футоне.

Утай поставила ранец на полку и пригласила Харуюки на подстилку на полу возле стола, после чего со словами «подожди меня немного» (естественно, написанными в чате) вышла. И тут Харуюки вспомнил, что уже много лет не сидел на полу, на котором не было ни единой подушки. Поначалу он попытался сесть прямо, но секунд через десять понял, что больше не выдержит. Он стал ёрзать то влево, то вправо, стараясь перераспределить вес и хоть как-то совладать с болью. К счастью, его мучения продлились лишь около трёх минут, после которых в комнату вернулась Утай с подносом в руках.

Она окинула взглядом страдающего Харуюки, с трудом сдержала улыбку, после чего поставила поднос на стол и взмахнула руками.

«UI> Чувствуй себя как дома.»

— А, ага, спасибо… за гостеприимство… ой-ой-ой…

С трудом переложив под себя затёкшие ноги, он протяжно вздохнул. Утай же села перед ним с другой стороны стола идеально ровно. Не уступали в изящности и движения, с которыми она разлила холодный чай в гранёные стаканы и поправила тарелку с мягкой пастилой.

— С… спасибо, — поблагодарил её Харуюки и попробовал предложенный чай.

Чай оказался заварен явно из настоящих листьев, а затем остужен, поэтому от него отдавало отчётливой горечью и лёгкой сладостью. Наслаждаясь вкусом, не идущим ни в какое сравнение со вкусом чая из пластиковых бутылок, Харуюки осознал ещё кое-что.

Для своих десяти лет Синомия Утай вела себя исключительно невозмутимо, но этот характер в ней воспитала далеко не только судьба бёрст линкера. Она всю жизнь прожила в этом просторном, пропитанном духом Японии особняке, и именно её традиционное воспитание повлияло на внешний вид дуэльного аватара «Ардор Мейден».

Однако, как бы сильно этот дом ни отличался от его квартиры в жилом комплексе на севере Коэндзи, Харуюки не мог не заметить, что их объединяла «тишина». Оба они возвращались домой в одинокую тишину, в дома, где их никто не ждал.

— Э-э… Синомия. А где твоя семья?.. — осторожно поинтересовался Харуюки.

Сделав ещё один глоток чая, Утай застучала по письменному столу.

«UI> Как я уже говорила, мой отец, дед, а также старший брат находятся на гастролях в Киото. Моя мать работает допоздна и вернётся нескоро.»

— Э-э… выходит, что ты живёшь тут одна?..

«UI> У нас есть люди, которые поддерживают дом в чистоте, но скоро они уйдут домой.»

— Я-ясно…

Харуюки так погрузился в атмосферу, что осознание происходящего приходило к нему очень неспешно. Он начал понимать, что сейчас он, по сути, находится наедине с девушкой в её доме. Его сердцебиение попыталось ускориться, но ему удалось остаться хладнокровным. В конце концов, вчера он не только был у себя в комнате наедине с Нико, но и спал с ней в одной кровати, а несколько дней назад ночевал дома у Черноснежки. У него уже есть опыт сохранения спокойствия в таких обстоятельствах, и он не даст ему впасть в панику. Наверное.

Утай же либо не замечала мыслей Харуюки, либо делала вид, что не замечала. Она уже начала есть пастилу бамбуковой ложкой. Харуюки решил сделать то же самое, и ощущение того, как лакомство скользит по горлу, быстро охладило его мысли.

Наконец, он обратил внимание на слова «старший брат», которые написала Утай. Это значило…

— Так у тебя… два брата? — тихо спросил он, и Утай кивнула, взмахнув хвостиком.

«UI> Да. Самому старшему на девять лет больше, чем мне, и поэтому в детстве он со мной почти не играл. Другой… тот самый, который показал мне Ускоренный Мир, был на четыре года старше. Его звали Кёя. Он умер три года назад… мне было семь, а ему одиннадцать.»

Обычно Утай печатала так ловко, что с ней не смог бы сравниться даже Харуюки. Но сейчас она едва водила пальцами, склонив голову. Харуюки не видел её лица, но уже хотел остановить её. Однако тонкие пальцы Утай вновь принялись набирать текст.

«UI> В семьях актёров театров Но, кабуки, Кёген и так далее, у детей с самого начала нет выбора.»

— Вы… бора?

«UI> Выбора, хотят ли они играть в театре. Они не имеют права отказаться. Ещё в бессознательном возрасте они знакомятся с искусством своих родителей, братьев, сестёр и других родственников, сближаются с ним, учатся ему, и уже в возрасте четырёх-пяти лет выступают на сцене в детских ролях. Все решения новорождённого уже сделаны за него.»

— В… в четыре года? — ошарашенно переспросил Харуюки.

Он попытался вспомнить себя в четыре года, но на ум пришли лишь смутные воспоминания о беготне в детском саду.

Утай на мгновение подняла голову, слабо улыбнулась, а затем продолжила свой рассказ:

«UI> Конечно же, далеко не все дети становятся полноправными актёрами Но. Как раз наоборот, те, кто решают идти дальше, в меньшинстве. Детские роли в пьесах можно исполнять примерно до окончания младших классов, и именно в этом возрасте многие решают покинуть театр. Но старший из моих братьев не бросил его… и мы с Кёей тоже не хотели этого делать. И я, и мой брат искренне любили мир Но, этот микрокосм размером пять на пять метров.»