Николай Шелонский - В мире будущего

Первый номер был кончен.

- Я ожидала большего! - вполголоса проговорила Вера, наклоняясь к Яблонскому.

- Чего же еще? Какие звуки!

- В них мало чувства!

- Страдания, может быть?

- Да. Потому они и не произвели на меня особенного впечатления.

Начался второй номер. На этот раз был исполнен отрывок из оперы. Насколько можно было догадаться, главным действующим лицом был какой-то рыцарь, разлученный с избранницей своего сердца. Музыка полна была чудной мелодии, но как-то чересчур сильна и торжественна. После этого номера гостей засыпали вопросами о произведенном впечатлении.

Вера Михайловна откровенно высказала свое мнение.

Действительно, с ней нельзя было не согласиться: в музыке будущего было много силы, она напоминала что-то героическое, мало доступное чувству обыкновенных людей. В ее гармонии слышалась только ликующая песнь торжества…

- Давно ли написана эта опера? - поинтересовался Яблонский.

- Это одно из новейших произведений. Но сюжет оперы относится к вашему времени - девятнадцатому и двадцатому столетиям…

- Как! Насколько я понял, в опере выведен благородный рыцарь, добивающийся любви своей дамы?

- Да.

- И это было в конце девятнадцатого века?

- Да.

- Но об рыцарях мы имели такое же понятие, как и вы. У нас были рыцари наживы, зеленого поля, железнодорожные короли, но ради дам в наше время уже не сражались. Да и любовь-то покупалась больше за деньги. Вы идеализировали наш век!

- Но ведь, вашему веку относится этот романс:

- Да, романс написан в наш век, но содержание его взято из давно минувшего… Повторяю вам, мы жили в то время, когда в жизни уже не было поэзии…

В это время Яблонский заметил, что его невеста с оживлением возражала на какие-то убеждения, раздававшиеся со всех сторон.

Лишь только он подошел, как она обратилась к его защите.

- Помогите, Павел Михайлович! Я имела неосторожность сказать, что много занималась музыкой и в особенности пением. Теперь меня убеждают показать свое искусство и познакомить с музыкой нашего времени…

- Так что же?

- Но разве может мой голос идти в сравнение с тем, что мы слышали?

- Так вы сыграйте!

- Настаивают, чтоб я пела. Кроме того, я же совсем незнакома с инструментом, на котором играли…

- О, - раздалось сразу несколько голосов, - это тот же рояль!

- Ну, чтоб вам не было страшно, - сказал Яблонский, - и я приму участие. Я тоже занимался музыкой.

- Если вы начнете - я согласна.

- Идет!

Это решение было принято с единодушным удовольствием. Яблонский взошел на эстраду и поместился за инструментом, представлявшим обыкновенную клавиатуру. Нескольких слов было достаточно, чтоб пояснить ему назначение и управление педалями.

Вера Михайловна, поместившаяся среди слушателей, ажитировалась гораздо более своего жениха: ей казалось, что их пение должно показаться жалкой пародией после того, что они слышали.

Но вот раздались первые аккорды дивного инструмента. Молодая девушка замерла от ожидания.

Через секунду по зале пронеслись первые слова:

Теперь она вздохнула свободно: имела ли зала какие-либо особенные акустические свойства, или на самом деле Яблонский обладал необычайным голосом, но первые звуки сильно и отчетливо прозвучали в громадной комнате.

Молодая девушка жадно ловила каждый звук. Знакомые, дорогие слова! С какой силой воскресили они перед ней давно прошедшее!

Последняя нота замерла в воздухе…

Она чувствовала, что эти слова обращены к ней. Сердце ее сжалось. Дорогие образы выплыли из мрака прошедшего. Скорбь о невозвратно утерянном родном и близком наполняла ее душу…

Точно в тоске последнего рыдания оборвалась и замолкла песня.

Еще минута - и молодая девушка готова была разрыдаться. Но вот раздались радостные слова:

Новая волна ощущений нахлынула на нее и захватила. Как хорошо! Звуки растут и крепнут, чудные слова романса проходят в душу, и вместе с ними вливается новое бодрящее чувство…

…Прозвучал последний аккорд…

Вера Михайловна оглянулась на слушателей: их лица поразили ее - первый раз увидела она в спокойных, правильных чертах выражение скорби, волнение чувства.

Первую минуту по окончании романса все как будто замерли, не сразу пришли в себя от полученного впечатления.

Но затем раздался гром аплодисментов.

Яблонский сошел с эстрады и вмешался в толпу слушателей.

- Знаком ли, господа, вам этот романс? - спросил он.

- Да, - отвечали ему, - но только как стихотворение. В музыкальном исполнении он нам неизвестен.

- Понравился ли он вам? - обратился Яблонский к одной из молодых женщин, на которую, как ему показалось, музыка произвела особенно сильное впечатление.

- Понравился - не могу сказать, - отвечала та, - это будет не то слово. Он поразил меня. Никогда еще в жизни мне не приходилось испытывать такого жгучего, скорбного чувства, как слушав ваше пение!..

- Ну, в этом романсе вовсе не так много скорби…

- Для вас - может быть. Но неужели жизнь в ваше время была действительно так полна страданий?

- Из чего вы это заключаете?

- Музыка, слова, а главное, то выражение, которое вы сумели придать этим словам, - все это возможно только в том случае, если страдание было в ваше время общим уделом, если все вы были близко знакомы с ним.

- Да, страдание в той или иной форме действительно было уделом нашего времени. Наша литература, музыка, поэзия - все раскрывает грустную повесть человеческих страданий. За последние годы, сохранившиеся в моей памяти, во всемирной литературе не появилось, кажется, ни одного произведения, дававшего бы положительные идеалы, указывавшего на возможность счастия…

- Но почему это?

- Да потому, что не могли даже представить себе, в чем счастье!

- А религия? Евангелие?

- Были забыты. Даже смысл евангельского учения у нас искажался ради теорий, созданных на почве невежества и бессильных попыток больного ума. Если Евангелие им противоречило - они без церемонии искажали его ради соглашения со своей теорией.

- Разве не было людей, которые бы правильно понимали евангельское учение?

- Были. Но для того, чтоб следовать евангельскому учению во всей его чистоте и целости, нужна вера и глубокое чувство. А этого-то именно и недоставало многим из нас!

- Павел Михайлович! - окликнула Яблонского Вера. - Настала моя очередь!

- Ну что же? Не бойтесь! В этой зале голос приобретает необычайную силу и звучность!