Николай Шелонский - В мире будущего

Эллиот замялся.

- Говорите, пожалуйста, сэр, не стесняясь.

- Меня поражает то, что ваша речь напоминает древнейший книжный язык.

- Ну, английский язык очень недалеко ушел от того, каким был тысячу лет назад.

- Да, но тем не менее эта странная особенность.

- На это есть свои причины, которые вы узнаете, может быть, сэр. Но позвольте мне предложить мои странные вопросы. Я долго жил в России и Франции…

- Но, милорд, зачем же вы это говорите?

- Почему же нет?

- Но вы знаете, что посещение и сношение е этими странами считается преступлением!..

- Я успел уже оправдать себя в этом отношении. Итак, в этих странах человеческий труд вполне заменен механическими приспособлениями, так как там нет слуг…

- Позвольте, - перебил его Эллиот, - для нас точно так же возможно бы было устроить механические приспособления, о которых вы говорите, но дело в том, что это устройство обошлось бы дороже человеческого труда, который, благодаря непомерной конкуренции, не имеет почти никакой ценности.

- Но ведь жизнь дорога…

- Зато велика и бедность.

- Какой труд наиболее всего оплачивается?

- Этого нельзя сказать: кто умеет отыскивать способы легкой добычи денег, тот и получает наибольшее вознаграждение.

- Вы сказали, что вы писатель?

- Да.

- Как оплачивается ваш труд?

- Если писатель сумел обратить на себя внимание…

- Талантом?

- О, талант тут ни при чем. Если он сумел наделать много шуму своими произведениями - его будущность обеспечена, его сотрудничество будет принято во всех газетах и журналах.

- Но все-таки его произведения должны иметь какие-либо достоинства?

- Никаких. Если он получил поддержку от одного из кружков, ему открыты двери прессы известного направления, его всегда поддержат в своем лагере, до какого бы абсурда он ни договорился…

- Но, кроме журналистики, есть еще возможность отдельно издать свои сочинения?

- Это почти невозможно. Читаются только газеты и журналы - отдельно ничего не издают. Редакция каждой газеты и каждого журнала закрыта для посторонних, за весьма редкими исключениями: свой кружок сотрудников держится друг за друга и на новое лицо смотрят, как на грабителя, вторгающегося в чужую квартиру. Я - живой свидетель того, в каком положении находится писатель, не прибегающий ни к каким ухищрениям, чтобы завлечь публику, не примыкающий к кружковщине. Для меня невозможно сотрудничество в прессе, меня печатают иногда, потому что все-таки признают за моими произведениями известные достоинства, но мне платят гроши, и, кроме того, я очень редко имею работу. Вы видели, до какого я дошел положения…

Эллиот замолчал.

Сэр Муррей, тронутый до глубины души, воскликнул:

- То же, что было и тысячу лет тому назад!.. Нет, тогда было лучше!..

- Кто из нас знает, - сказал Эллиот, - что было тысячу лет назад?

- Каким образом случилось, что правление в Англии сосредоточилось исключительно в руках аристократии?

Эллиот с удивлением взглянул на Муррея.

- Это случилось уже давно, милорд, - отвечал он, - везде, где существует борьба партий, сильнейшая захватывает власть в свои руки. Ни одна из этих партий не заботится о благе народа: народ для нее - это материал для всевозможных экспериментов, для применения всевозможных теорий.

- Но сам народ?

- Не имеет никакого голоса несмотря на то, что каждая партия первым пунктом своей программы непременно ставит свободу народа.

- Но ведь сумели же устроиться русские, французы?

- Русские не знали политических смут. Со времени заключения тесного союза между Россией и Францией и эта последняя поддалась влиянию своей соперницы, политическая борьба в ней утихла. Оба народа спокойно могли идти вперед, правильно развивая свои силы.

- Но вы не считаете их дикарями?

- Лично я нет. Но другие считают.

- На каком же основании?

- Да потому, что их строй жизни не похож на наш. К этому присоединяется британская гордость. Нам кажется, что лучшего порядка, чем у нас, существовать не может. Да, наконец, если существующий порядок и изменился бы, какая была бы польза? Вместо одной политической партии, власть попала бы в руки другой - началось бы применение другой теории - и только. Кроме того, борьба политических партий портит народную нравственность, положительно развращает народ. К сожалению, мы, как нельзя лучше, видим это теперь.

- В чем же это выражается?

- Во-первых, в том, что теперь нет ничего непокупного. Каждая партия, вербуя своих сторонников, не останавливается ни перед какими средствами: пресса вся продажна так же, как продажна совесть. Народная нравственность падает, и процент преступности, несмотря на все карательные и исправительные меры, возрастает с ужасающей быстротой.

- Суды в Англии остались прежние?

- Что вы хотите сказать этим?

Сэр Муррей спохватился.

- Мне кажется, - отвечал он, - что суд в Англии остался в таком же виде, как и сотни лет назад.

- Не совсем. Наказания увеличены, некоторые деяния, считавшиеся прежде преступлениями, теперь считаются ненаказуемыми.

- Например?

- Да хотя бы злоупотребление доверием. Если я даю вам деньги для определенной цели и вы их присваиваете - ни один суд вас не признает виновным. Мне же ответят: смотри сам. Сегодня, между прочим, разбирается весьма интересное дело в одном из лондонских судов…

- Какое?

- Дело очень просто и не сложно. У вас есть свободное время?

- Сколько угодно.

- Тогда после нашего обеда не согласитесь ли вы зайти в суд?

- С удовольствием.

- Личности преступников не представляют чего-либо особенного, выдающегося. Но отношение к ним общества сочувственно…

- Сочувственно?

- Да. В этом-то и все дело. Они сумели так ловко смошенничать, что привлекли симпатии публики.

- Симпатия за мошенничество?

- Да.

- Но это даже в наше время казалось бы чем-то невозможным!

- В ваше время?

При этом вопросе сэр Муррей понял, что он вторично проговорился.

Мистер Эллиот не сводил с него испытывающего взгляда.

Надо было как-нибудь выйти из обоюдно неловкого положения.

Сэр Муррей решился.

- Знаете, - сказал он, - что вам сейчас придется услышать совсем необычайные вещи, которым вы едва ли захотите поверить.

- Говорите, милорд, - отвечал Эллиот, - я поверю вам во всем.

Сэр Муррей начал с того, что назвал свою фамилию.

- Так это вы! - в изумлении вскричал Эллиот. - Неужели вся история, рассказанная «Всемирной газетой», справедлива?

- А как же вы думали?

- Простите, милорд, но я счел это одной из сенсационных новостей, выдумываемых газетами для того, чтобы собрать в свою кассу побольше шиллингов…

- На этот раз сенсационная новость оказалась справедливой.

Сэр Муррей подробно рассказал Эллиоту свои приключения.