Михаил Бобров - Четыре возраста Нулизы-сан [СИ]

Закончив с обязательным, Восьмая перешла к приятному. Одежду она выбирать любила. Просто удавалось это сделать нечасто. Последний набег на гардеробную был еще дома… А ведь почти год прошел, страшно подумать! Здесь-то все просто: форму флотскую, синюю с золотом, получи и распишись. Она хоть и красивая, и даже с розовыми волосами Восьмой смотрится… Нормально смотрится! Нечего тут! А все-таки форма — отпечаток Школы, оттиснутый в складках кителя, пропахший неистребимым запахом оружия. Восьмая выросла в дворянской семье; ее родители воевали, заслужили грозную репутацию и по-настоящему жуткие прозвища. Но здесь — и в Школе, и в форме — Восьмая чувствовала себя частью некоего Левиафана, нацеленного на беспощадное перемалывание врага. Врага безликого — не Империи Зла, грозящей поработить мир, не Древнего Проклятия, грозящего мир уничтожить. Врага тут называли нейтрально, бесцветно: «противник», иногда еще «он». А боевую ярость тщательно вытравливали. Денег на Школу не жалели — но и людей в ней тоже берегли не слишком. Проучившись в Школе несколько месяцев, Восьмая с ужасом поняла: никакие устрашающие прозвища этого Левиафана не смутят. Никакая храбрость и боевое искусство не остановят его стальные челюсти. Клыком в этих челюстях она и должна была стать по завершении обучения; и вот сейчас, перебирая легкие, яркие ткани в шкафчике, Восьмая глотала слезы, прекрасно понимая грозную и прекрасную Валькирию, воплощенную в корабль Тумана — только аэрокосмический.

Здесь вся одежда — гражданская. Красиво. Но… Чуть-чуть не то.

Выбрав первое, что подошло по размеру, Восьмая даже перед зеркалом стояла всего полторы минуты. Сейчас — на завтрак, а то в желудке уже «буря и натиск», как в той опере, откуда Валькирии родом. А потом надо в самом деле зайти к Шестой. Или ее теперь уже можно называть Анной?

Решив спросить у флагмана позже, Восьмая добралась до столовой. Небольшой отсек, четыре столика жмутся к стенам, каждый на четыре места. Посреди каждого стола прозрачный купол — тоже знакомо, на школоносце так выглядит линия доставки. Выбрав место, девушка увидела спроецированное прямо на стол меню — «еда человеческая, шибко вкусная» и «еда нечеловеческая, но тоже ничего». Улыбнувшись, накрыла пальцами обе строчки. Купол доставки знакомо зашумел, зажужжал… Восьмая посмотрела в круглое окошко под правым локтем: облака стремительно приближались. Да, Беркана же говорила, будет промежуточная посадка…

В отсек вошли трое мужчин. Блестящие туфли, отглаженные брюки, черные кителя военных моряков, снежно-белые манжеты, над ними золотые полоски по рукавам, к запястьям пристегнуты опечатанные портфели. Восьмая приподнялась было поздороваться — но, к ее удивлению, все трое вошедших козырнули ей первыми! Дернувшись ответить, она спохватилась, что не в форме — а «к пустой голове руку не прикладывают» — и застыла. Неловкость разрядил тот самый мужчина, что утром в кубрике жаловался на сны:

— Вольно, товарищи-господа. Вольно, Восьмая.

Компания выбрала столик по диагонали напротив. Тут под стеклянным куполом появилась заказанная плитка — а потом тарелка с мясом — а потом… А еще…

Когда Восьмая опомнилась, носители секретных портфелей уже исчезли, а всю столовую занимали «летающие тигры». Даже в соседнем кресле «сине-серый» увлеченно мотал на вилку макароны по-флотски, совершенно не переживая, что случайным тычком под ребра канмусу может запросто его убить, и потому занимать место рядом с ней не такая уж хорошая мысль.

Камуфляжники ели, пили, разговаривали — камень-переводчик исправно докладывал, о чем:

— На материках и места полно, и ресурсов горы, и дел по горло. И уж там-то вместо нас девчонки не гибнут. Что мы уперлись в это море как бараны?

— Не скажи. Я вот пил в Волгограде с одним товарищем…

— Ты только в Эйя… Фьядла… Йок… Йок-кюдле пока еще не пил. И то потому, что это вулкан.

— Тише, не мешай. Что там с товарищем?

— Он так сказал: морская вода на самом деле дарует бессмертие. Только не одному человеку, а культуре. Народу. Вся мировая торговля через воду. Если морепродукты еще хоть в теории можно компенсировать, то как железную руду тягать? Через космос? Батут не выдержит, а у петарды мощности не хватит.

— Получается, умный мужик. И чего дальше?

— Дальше у него компьютер конфисковали. Говорят — за экстремизм. А я думаю, чьему-то сынку захотелось в контру зарубиться, вот первого попавшегося умника и раскулачили. По-нашему, по рабоче-крестьянски.

— Вот за что люблю страну родную. Что тать не крадет, то царь отберет.

— Ну ничего. Там сейчас — как при Пугачеве. По Волге плоты, на плотах «покой» да «глаголь», а под перекладинами петли. Наверняка и тот борец с экстремизмом висит.

— Короче: полное говно. Есть ли на планете хоть одно место, где не воюют?

— Когда человеку больно, он выглядит некрасиво. И кричит негармонично, не в рифму. Пахнет — не в столовой будь сказано. А тут больно планете… Что касается грузопотока — электролиз никто не отменял. Если бы тот же Черчилль имел над Атлантикой сто тысяч дирижаблей — лососнули бы тунца волки Деница.

— Ну и появились бы цапли Геринга или там дятлы Геббельса. И с твоими летучими островами та же петрушка. Рано или поздно и против них Ото-химе чего-нибудь придумает.

— Небось, невроев-таки. Годзиллу мы уже сами видели.

— И тогда что? Штурмовые ведьмы — типа как воздушные канмусу?

— Не трожь святое! Вон за канмусу какой срач, а всего-то — женщины вместо мужчин сражаются. Единственное фантастическое допущение, а какой результат!

— Фантастическое, говоришь? Помню, как над Коршуном ржал. Ну там, где обсуждается развитие авиации — и теоретически возможная атака «фарманов» из тряпок и палок на английский дредноут. И, значит, зенитчики дредноута сойдут с ума, потому что аэропланы пилотируют сплошь женщины и дети — а сбивать надо! Так в книге это сарказм был, явная издевка. Типа, додумался дебил теток и пацанов на войну посылать. Так нет же: какая-то сука подслушала и воплотила. Нет уж, теперь я над фантастами смеяться не буду.

— Зауважал?

— Не то слово. Самый сучий из людей — это сказочник-злодей. Сколько раз его увидишь — столько раз его убей!

— Что им в мире не жилось? У всех из-за этой… — оглянувшись на Восьмую, «тигр» явно изменил фразу, — чокнутой войны планы порушены.

— Вот же с-с-с… Свинья Ото-химе.

— Не скажи. Она в своем праве.

— Скажу! Тех мудантов разнести — святое дело, никто не спорит. Остальных за что?

— Кого за х-х-х… хвост. Кого за шею. Кого так, за ребро. По нашему, по имперско-буржуйски.

Столовая негромко и невесело засмеялась. Десантники потянулись на выход. Восьмая тоже закончила завтрак, с удивлением отметив, что больше не тянет вгрызаться в тарелку и откусывать края чашки. Ну да — шутили же в Школе на полевых занятиях, что ручка — самое вкусное…