Михаил Бобров - Четыре возраста Нулизы-сан [СИ]

— Вот! — с явной гордостью сказал водитель. — Знаменитая на весь мир «Ключ-Арена». Семнадцать тысяч зрителей! У вас, наверное, нету такой?

— Нету, — ровным тоном ответила Нулевая. Разве нельзя было выбрать место попроще? Или это, как Егор говорил, naezd? Дескать, семнадцать тысяч зрителей будут смотреть, как ты позоришься, лишив их зрелища только для того, чтобы нарезать простенькие круги?

В магазин снаряжения — по местному, «про-шоп» — Луиза вошла мрачнее тучи.

Тучи обдирают брюхо на уличных фонарях. Тьма, пришедшая с моря, окутала ненавидимый прокуратором город… Как давно и как далеко жизнь прошлая! Звенит колокольчик над притолокой — на работу. На любимую, мать ее, работу. Кто там?

Девушке открывают дверь. Открывает не ее парень и не родственник. Государственный служащий. Сопровождающий номер восемь; да форменная куртка, да белые шерстяные колготки, что недавно ввели во Владивостокской Школе: Токийская Школа в любую зиму с голыми ногами, разве что грелку прилепят…

Канмусу.

Продавец не доктор. «Вам чем-нибудь помочь?» — это где угодно, только не здесь. Правильно улыбнуться… Не передавить! Уф. Кажется, получилось в меру. Поздороваться. Задать настроение. Обозначить: я тебя вижу. И всё. Не лезть! И не подходить даже. Человек зашёл — не надо набрасываться. Не-человек зашел — тем более, не надо набрасываться.

Важно стоять, не преграждая путь покупателю. В каждом магазине есть два «горячих» пути, с которых начинается выбор. На них стоять нельзя. Посмотреть ей в глаза. Не морщиться. Можно кивнуть. Улыбнуться. Не передавить! Здесь Америка, и улыбка тут у всех… Американская. С чувством осознанной необходимости. А надо — нормальная. Вот, кажется опять получилось.

Куда же ты смотришь?

Она смотрит на коньки. Только не на красивые. И не на удобные. На самые простые, самые дешевые, самые грубые, что есть в магазине… Что ж, далеко не все канмусу привыкают к богатству и преклонению сразу. Многие не привыкают никогда: просто не доживают до звездной болезни. Губы не шевелятся: внутренний монолог не запущен. Подойти, заговорить?

Секрет успешной продажи прост — и, как все простое, неимоверно тяжел в исполнении. Относиться к покупателю, как к другу. Это не красивые слова, а предельно конкретная вещь: не делай ничего такого, что не сделал бы с другом. Если просят посоветовать, советуй так, как советовал бы другу. Уверенно и точно. Уверенность в товаре — основа основ. Если не знаешь, так и скажи, и найди того, кто знает. Если друг хочет купить что-то не нужное — отговори!

На этом ломаются все. Как так: отговори? Вот же он, с пачкой денег в руках! И готов тебе их дать! Это же продажа, венец подготовки, венец всего!

Опять колокольчик. Управляющий комплексом.

— Госпожа, госпожа!

Ну куда ты лезешь, олень химмельсдорфский!

— Все ваши размеры портовые служащие уже загрузили в сеть… Пожалуйста, у нас есть коньки на любую ногу. Вот — фирма… И вот…

Можно продавать клиенту вещь дешевую — потому, что она подойдет лучше. Можно делать многое, чтобы вашему другу было хорошо. Если человек понимает, что здесь ему помогают, а не впаривают — он вернётся. А этот придурок видит лишь возможность выслужиться.

Девчонка снимает пуховик, оглядывается в поисках вешалки. А сопровождающий не совсем дерево: аккуратно взял, перегнул через руку. Дескать, присмотрю, вешалке не передоверю. Хорошо — губы гостьи едва не обозначили улыбку. Совсем хорошо!

Гостья уверенно берет самые прочные коньки — даже хоккеисты, несмотря на силовую манеру, предпочитают нечто более поворотливое. Сопровождающий переводит ее ответ:

— Точно такие коньки у меня уже были. И я уверена, что они выдержат все мои движения. А эту вашу красоту я первый раз вижу, и как у нее с инерцией, например, совсем не представляю.

Управляющий замирает, как громом пораженный. Ну в самом деле: девочка знает слово «инерция»! Девочки должны быть красивы — и с них достаточно!

— Разрешите предложить вам костюмы…

— Спасибо, не нужно. Лучше скажите, а нельзя ли музыку поставить?

— Отчего же, — распорядитель гладит на круглом пузе ярко-желтую жилетку с красивым вензелем «ключ-арены» из светоотражающих полос. — Поставим, что желаете.

— Чардаш, пожалуйста. Ну, пятый венгерский танец Брамса.

— Да, знаю, разумеется. Правда, для катания его редко используют. Может быть…

Тут даже сопровождающий смотрит на распорядителя, как на идиота — и тот выскакивает, наконец, из магазина.

За окном гаснут фонари: шквал прошел. До следующего с четверть часа; как раз при естественном освещении можно коньки примерить.

Пока Восьмая примеряла коньки, арена гремела над самой головой; знай ла Вальер английский получше, она бы разобрала слова:

— Уважаемые гости нашего матча! Объявляется часовой перерыв! Зрители могут приятно провести время в любом из пяти ресторанов или баров, или погулять в сквере! Упорные и храбрые игроки обеих команд — отдохнуть, обработать ушибы и обсудить стратегию!

Переодеваться в предложенный костюм Луиза не стала — форма пропотеет; да и плевать. Нечто неосознанное, злое, тяжелое — но несомненно правильное — вело ее по ступенькам к борту. Сопровождающий — как там его? Джеймс Бонд? Встревожился, но исправно тащил сумку следом. Луиза попыталась успокоить его улыбкой — так он даже остановился в очевидном опасении.

— Nice, — буркнула девушка. — Don’t care.

Не помогло. То ли акцент жуткий, то ли выражение лица зверское…

К черту все. К черту. Вот каток. Вот-вот будет привычная музыка. Простите, жители Сиэтла. По-другому не получается. Не вспоминается!

Калитка откинулась точно как откидывается лонжерон. Грохнули тарелки: чардаш! Луиза вылетела на лед.

Лед «ключ-арены» мог выдержать слонов китайского цирка; но все-таки белый веер из-под лезвий в развороте… Распорядитель комплекса схватился за голову. Хоккеисты на скамейках раздевалки запереглядывались.

По льду летела фигурка в сине-золотой форме; летела с достойной форварда скоростью, успевая при этом закручивать короткие флипы то направо, то налево — точно в такт музыке, без малейших отставаний.

— Чирлидинг на льду, — хмыкнул форвард «Тигров».

— Ага, — сказал кто-то из противников, — выпустили вроде как извиниться за технический перерыв.

— Но ничего идет, ровненько…

— Нет, это китайский цирк, наверное. Смуглая.

— Дочь Джеки Чана. Я читал.

— Костюм странный какой-то. Как она с такой обычной юбкой прыгать будет?

— Действительно… У нее все прыжки детские. Конек выше колена не поднимается совсем…

Тафгаи обеих команд переглянулись. Выплюнув зубочистки, они оба уставились на лед, где белые брызги от разворотов появлялись все чаще. Тафгаи были не столько хоккеистами, сколько бойцами; они с трудом разбирали формулировки собственных контрактов, а на интервью неприлично долго складывали гладкие фразы — но движения любого человека на льду разгадывали мгновенно.