Михаил Бобров - Четыре возраста Нулизы-сан [СИ]

— Вы что?!

— Хватит уже! Просто выходите!

— Я вышла, — просто сказала Майя. — И утром поняла, что сделала правильно.

Рицко улыбнулась. Майя улыбнулась ответно:

— И в том смысле тоже. Знаете, как бывает, если сделал правильный ход?

— Судьба подсказывает ответ на повисший вопрос. Или открывает новую возможность.

Майя кивнула:

— Раньше я пугалась этих возможностей. А вдруг? А если? Но тут в голосе было что-то… И вот утром, после всего, в лифте… Я вдруг поняла: мы неправильно делаем костюмы для мужчин!

Рицко подняла брови.

— Миллионы лет эволюция создавала два разных инструмента. Для разных целей. Лопату, чтобы копать. И топор, чтобы рубить. Мы пытаемся рубить лопатой — а топором копать. Нет, конечно, заточеная кромка лопаты что-то там рубит. Мы так делаем канмусу из обычных девчонок. Уставные команды им гипнозом прошиваем. Но у мужиков-то все прошито еще в генах! Чувство локтя, способность идти на цель, общение короткими междометиями — и прочая, прочая, прочая. Они это в детстве с водяными пистолетиками шлифуют до белого блеска.

— Конкретней?

— Им надо на Призыв давать сырые костюмы. Недоведенные. Разбалансированные. Капризные. «Ошпаренный тигр», как говорят испытатели.

— Достаточно! Мысль понятна. Конечно, при таком подходе жертвы на испытаниях неизбежны… Но сейчас-то мы просто теряем людей ни за что. Майя, а мужики тебя не проклянут?

— Э?

— Ты нашла способ снова выпихнуть их на передовую.

— Семпай, а вы знаете, какой конкурс в девятую воздушную? Или в «Летучие тигры» Ларри О’Брайана? Ой…

— Не дергайся так, я давно знаю, что мой бывший вернулся к Ферраро и летает с ней. Ее позывной, кажется, Беркана… Но это к делу не относится. Мы сегодня же займемся твоей гипотезой. Если ты мне пообещаешь кое-что.

— Семпай?

— Хотя бы ты не забудь приехать на нобелевку!

— Семпай, все бы вам шутить!

— Шутки в сторону, Фиори. Постарайтесь отнестись к моим словам серьезнее, чем я отнесся к предупреждениям своего начальника. Вы же не знаете, за что его сняли?

— Нет, разумеется.

— Мы распространили слух, что в пришествии глубинных виновны русские.

— Но ведь все знают, что в Океан веками люди сливали мусор. Убивали, опять же. Ноосфера там… Вот и возникли глубинные. Как овеществленная месть и ненависть планеты Земля. После всех этих Ангелов и Туманов уже никто и не удивился особо.

— Это общепринятая версия. Кому надо, те знают, что Ото-химе — обычный Туманник. Крейсер «Пенсакола». С довольно сложной судьбой. Неким образом переплетенной с моей. Началось еще с Перекрестка. В итоге Пенсакола пошла служить к русским, и тамошняя мафия убила ее парня. Она обиделась, снесла весь тот городок — и ушла в море мстить.

— И что?

— Мы нашли журналиста-бессеребреника с чистейшей репутацией. Про которого любая собака знала, что уж он-то не продается. Аккуратно слили ему информацию. Он завелся и раскопал остальное: инцидент произошел так быстро, что КГБ не успело замести все следы. Журналист нашел и живых свидетелей, и даже кое-какие фотографии. Выпустил книгу. Мы немного подогрели обсуждение, раскачали общественное мнение. Чтобы снизить образ такой уж дружбы и любви между русскими и туманниками. А какая-то сука в Кремле… Может, на Гавайях… А может, в Кремле придумали, а на Гавайях обсчитали. В общем, они не стали глушить нашу пропаганду, а тоже подогрели ее.

— И что?

— У русских есть пословица: «Пошли дурака богу молиться — лоб расшибет». Я бы прибавил: и богу тоже расшибет. Когда до большинства русских дошло, что всего этого громадного дерьма просто могло не быть — уголовников начали убивать. Под тем лозунгом, что ворья в Кремле достаточно. Нечего терпеть еще и этих.

— Правильно. На это и был расчет. Общественное расслоение получило четкое выражение в действиях. Дальше нам следует…

— Погодите с «дальше». Сегодня там за татуировки бьют на улицах. За уголовный жаргон стреляют на месте. За уличный разбой линчуют. Рецидивисты вешаются на собственных шнурках еще в камере предварительного заключения, оставляя трогательные покаянные письма. Русский tzar судорожно вспоминает, что самодержавие, конечно, имеет место быть — да только каждый второй его предшественник застрелен печенегами на отдыхе, ослеплен сыновьями, умучен от злых татаровей, погиб от удара табакеркой в висок, задушен офицерским шарфом, взорван бомбистами, наконец, расстрелян в подвале. Так сказать, в благодарность за хорошее правление Империей.

— Трон зашатался — разве не это цель операции?

— Погодите, Фиори, я еще не все карты выложил на стол. Век назад руссские так замечательно наруководили своей страной, что неимоверное количество народу там отсидело в лагерях. И уголовная культура среди русских крайне популярна. Была.

— А теперь?

— Вот была такая джаз-бэнд «vorovaiky». Пели о блатной романтике.

— Это как наши нигга-браза?

— Ну да. Так вот, вагон с ними остановили на перегоне. И сожгли. Вместе со всеми пассажирами, никому сбежать не дали. Дескать, грех на душу, зато с гарантией не уйдет никто. Восемьдесят человек.

— Сэр. Вместимость плацкартного вагона — пятьдесят четыре места. Да и вряд ли джаз-бенд ехала со всеми, а не в собственном вагоне. Так что, скорее всего, это страшилка, придуманная теми же, кто подхватил нашу игру.

— Соглашусь. Но в результате все эти «голуби» теперь летят над нашей зоной! Обивают пороги наших посольств и консульств. Дескать, спасите угнетенных людей искусства. Но на кой хер нам белые «нигга-браза»? Нам что, «Лос зетас» мало, «Черных пантер» или «Мара сальватруча»?

— М-да. Неожиданно.

— А теперь давайте, скажите мне, как в голливудском кино. Что ситуация под контролем.

— Сэр. Давайте отложим этот разговор хотя бы до Ленгли. У меня нет данных, чтобы возразить обснованно. На нас же никто не давит. Слава Господу Вседержителю, мы не в Голливуде, сэр, а всего лишь в Сиэтле.

Сиэтл удивил с проходной. Здесь вокруг Базы была, конечно, стена. Но не такая высокая, не такая хмурая. И совершенно точно нацеленная на оборону Базы — а не как во Владивостоке, на предотвращение самоволок.

И дежурный по КПП — вместо чтобы собрать группу для выхода в город, назначить флагмана, заинструктировать до потери пульса — просто раскрыл журнал пропуска и вписал ее имя.

— Вы в Сиэтле первый раз?

— Так точно.

— Согласно приказу девять-два-дробь-шесть-ноль-два, первый выход в сопровождении местного жителя. Во избежание неловких ситуаций и проблем из-за культурных различий. За стеклом волонтеры, любой будет рад вам помочь.

Девушка поглядела через окно в соседний зал. Так это не встречающие? Множество симпатичных, чистеньких мальчиков — все такие румяные, такие горящие энтузиазмом…. Такие одинаковые.