Михаил Бобров - Четыре возраста Нулизы-сан [СИ]

Выйти остановкой раньше, чтобы спаситель не распознал в ней канмусу из Школы, Луиза еще сообразила. Но вот сделать это аккуратно выдержки уже не достало: попрощалась наскоро и шмыгнула в дверь! Не успев ни договориться о следующей встрече, ни хотя бы имя узнать. Отчего потом три дня расстраивалась и напрочь завалила зачет по сигналам…

Сигнал дошел по адресу. Ото-химе всплыла точно в указанное время, точно в оговоренном районе. Огляделась: под серым небом, на заметном волнении различить ее издалека вряд ли кто сможет. А радары сильны только выше верхушек волн… Да и заметив — кто угадает в ней не просто глубинницу, на которую даже снаряда жаль, а саму Ото-химе, повелительницу доброй половины Тихого Океана?

Как договорились, в районе не было ничего и никого, кроме яхты. Акустическая картина полностью совпала с наблюдаемой: никаких подозрительных радиостанций за облаками; никаких обманчиво-маленьких девичьих силуэтов на волнах, никаких загадочных шумов или невесть откуда взявшихся цветовых пятен…

Только яхта, дико и неуместно выглядящая в немирном океане. Сто двадцать футов, изящные стреловидные обводы — как нарисовано, так и воплощено в сталь. Белые борта, строгая черная полоска остекления рубки… Под солнцем красиво; да не любит Ото-химе нефильтрованное солнце, и потому встреча, назначенная еще полмесяца назад, состоялась только с приходом пасмурной погоды. Еще вернее было бы встретиться в шторм, как раз накатывающий с норда — но это неудобно уже второй стороне.

Со второй стороны явился корабль Тумана. Ну — не совсем Тумана. Из этих, новоизобретенных. Почти как ее Взятые. Но Взятых она именно что взяла — силой или лаской, итог один: в полную власть, в царскую руку. А люди… Люди соглашаются стать кораблями Тумана добровольно. Что само по себе для мешка с протоплазмой нисколько не удивительно. Удивительно, что Туман позволяет им потом шляться по волнам кто где, не взыскивая службы за полученную вечную жизнь.

Яхта между тем зажгла оговоренную комбинацию огней на мачте; Ото-химе легко прочитала их значение по Международному Своду. «У меня спущен водолаз», «Имею/выгружаю огнеопасные вещества». Ответила оговоренным радиоимпульсом на согласованной частоте.

Опознание завершилось успешно, и на верхней палубе яхты показалась человеческая фигура, махнувшая рукой. Ото-химе подошла с кормы, где площадка для купания (так она и называлась) уходила в море полого, как пляж.

Аватара яхты встречала у самых волн. Ото-химе увидела высокую, привлекательную женщину в темно-вишневом деловом костюме, в строгих темных чулках и таких же простых туфлях… Подняв голову, Ото-химе убедилась, что Балалайка осталась верна себе не только в одежде — след ожога так и остался на щеке; русалка закрывала его густыми светлыми волосами, но почему-то не убрала. Хотя именно вот для аватары такая задачка — раз плюнуть.

Балалайка же увидела девушку, возникшую у слипа буквально из пены морской; девушку стройную, хорошо сложенную и не скрывающую свое сложение ни одеждой, ни украшениями; девушку с красивым, юным и донельзя озлобленным лицом. Балалайка ткнулась в презрительную гримасу, как в стену, и вместо приветствия сказала:

— А ты ведь обещала не вредить людям, пока я жива.

Пенсакола вошла на слип и остановилась возле плетеного кресла.

— Но меня убедили, что ты мертва. И я поверила. А теперь ничего не вернешь.

— Даже биоценоз моря можно восстановить, мне Рицко говорила.

— Можно… — гостья не изменила выражения лица. — И что, люди простят мне все… Вот это вот все… Мне так и простят? Как простили Туману?

— Нет, разумеется. Они как раз на тебя и повесят всех собак.

Ото-химе опустилась в правое кресло с изяществом складывающегося ножа.

— Так зачем же мне это делать?

Балалайка заняла второе кресло.

— Потому, что тебя прошу я.

— Тебе что, некого жалеть? И ты поэтому приперлась меня уговаривать?

— Подруга, ты не поверишь. Моего парня убили, как и твоего. Свихнувшиеся малолетки. Правда, они говорили на другом языке, но для меня, как ты понимаешь, никакой разницы.

Ото-химе не ответила. Ветер с норда становился все резче, а волны все больше выцветали от сорванных ветром брызг — но тут вместе с водой летела и взвесь. Так что в разных местах разворачивались маленькие черные короны локальных уплотнений, где схлопывались чрезмерно быстрые капли; и казалось, будто вот-вот в эти пробоины прольется иное небо.

— Кстати, можно спросить?

— Спросить можно. Дождаться ответа…

— Ну, я хотя бы попробую. Проясню один важный момент. Почему ты не применяешь бактерии? Вирусы, штаммы, риккетсии… Что там еще бывает?

Пенсакола хмыкнула — совершенно как человек — и взялась за подбородок. Лицо ее разгладилось и приобрело мечтательное выражение.

— Мне хватило первой волны. Биологический вулкан в чистом виде. Мои дельфинчики размножились так, что в океане… В океане, подумай только! Возник дефицит биомассы. Теперь представь: то же самое, но с бактериями. Или вообще с простейшими.

Балалайка подняла брови. Пенсакола махнула рукой:

— Ну да, я и забыла. Для вас же что вирус, что бактерия, что простейшее…

— Один черт, микробы.

— Вот-вот. А между ними только в размерах разница — как между амбаром, зернышком пшеницы, и крысой, которая хочет съесть это зернышко.

— Отличный образ. А кто из них кто?

— А вот это ты у Рицко спроси. Она умеет объяснять. Мне проще сделать, чем рассказать. И потом… Даже при том допущении, что люди меня простят. Они друг друга простить не могут, а тут вдруг с какого-то черта простят меня. Но — допустим…

Ото-химе поднялась и ее лицо исказилось опять.

— Мне-то с чего прощать людей? Эти обоюдные прощения вернут мне Яшку, а тебе — Николая?

Хозяйка яхты — она же и яхта — вздрогнула и на миг отпустила управление. Ветер положил кораблик почти на борт; но грамотно рассчитанный проект выправился. Силовой купол на этот миг пропал, так что плетеное кресло гостьи мгновенно унесло в море.

Балалайка вернулась на курс, восстановила силовой купол.

— В самом деле, к черту лирику. Вот эти тебе знакомы? Из твоих, как ты там говоришь, Взятых?

Ото-химе посмотрела на голограммы, кивнула.

— Знакомы. И что?

— Они вели переговоры с нашими.

— С вашими? Но я же воплощенное мировое зло. Про моих понятно: за мою голову им амнистия. А ваши как могли?

— Очень просто. Например, как Пий Двенадцатый с Гитлером. Или как Брежнев с Картером. Феминисткам из радикального крыла кажется: вот еще совсем чуть-чуть — и настанет царство бабие. Ведь корабли Тумана — женские аватары. Правда, там уже монополия нарушена. Есть мужики среди аугментированных, ты знаешь.