Дэвид Брин - Сверхновая американская фантастика, 1995 № 05-06

Я долго-долго об этом думал, и, наконец, мысли мои начали жить самостоятельной жизнью, а я задремал, пока буря раскачивала в газовом рожке язычок пламени.

Чуть позже я услышал шум на лестнице. Кто-то позвонил в дверь, и снаружи раздавались громкие голоса. Дверь отворилась. Мадам Люсаж пыталась помешать кому-то войти в комнату. Она загородила своими пухлыми руками дверной проем, преграждая путь. За ней стояла Чейз Кендалл в сбившейся на бок шляпке и с легкой насмешливой улыбкой на лице.

— Ох, мистер Брэди, — закричала консьержка через плечо, — она пьяна!

— Не будьте идиоткой, — сказала Чейз Кендалл.

— Не разговаривайте! И убирайтесь!

— Все в порядке, мадам Люсаж. Пропустите ее.

Мадам Люсаж неохотно освободила дверь и удалилась, что-то ворча. Чейз вошла и со вздохом прислонилась к стене.

— Ты действительно пьяна, — сказал я.

— Вовсе нет, — ответила она. — Это из-за погоды. Мне нужно всего-навсего причесаться. — Она уставилась на меня. — А вот ты выглядишь просто отвратительно. Ты и чувствуешь себя так же отвратительно? — Она швырнула шляпку на стол и присела рядом со мной на постели. От нее пахло сигаретами.

— Где ты была, Чейз? — спросил я. — С Джейкобом Коэном?

— Будто не знаешь? Зачем задавать глупые вопросы?

Я отвернулся.

— Ох, Мэтью, — сказала она и погладила меня по голове. — Ты иногда бываешь таким дурнем!

— Плевать. Меня уже мутит от всего этого!

— Именно поэтому ты и выглядишь так, как ты выглядишь. Но тебе вовсе не нужно страдать. Разве я тебе не говорила много раз, что я люблю тебя одного? Ты же знаешь это! Глупо, что я должна опять тебе это повторять.

— Я не переношу, когда ты с ним встречаешься.

— Но ведь мне нужно с кем-нибудь встречаться, Мэтт. Разве нет? И хорошо, что это он. Ты же знаешь, что он мне безразличен. И когда я с ним, я ничего не чувствую.

— А что я чувствую?

— Ничего, кроме любви и ненависти. — Она улыбнулась, обняла меня за плечи и развернула к себе. Лицо ее в свете, проникающем сквозь окна, казалось нежным и прекрасным. Она склонилась и поцеловала меня. На секунду мы были совсем одни за серебряной завесой ее волос.

— Я не буду с ним больше встречаться, если ты этого действительно хочешь. Но это нас не может задеть. А ему, похоже, идет на пользу.

— Мне наплевать на него.

— Шш-ш, дорогой. Разумеется, нет. Ты придаешь всему слишком много значения. Вот в чем твоя беда. До сих пор ты о нем никогда не думал, а теперь думаешь постоянно. А тем временем совершенно забываешь о том, как я тебя люблю.

Чейз расстегнула верхнюю пуговку моей сорочки, потом — еще одну, и я положил ее ладони к себе на грудь. Я дрожал, но потом, как всегда это ощущение исчезло. Я почувствовал, как тепло желания исходит из меня и испаряется в ничто. Я оттолкнул ее руки.

— Ох, Чейз, ничего не выйдет.

— Мэтью, — прошептала она, — просто ложись и хоть раз постарайся ни о чем не думать.

Но я должен был думать и чувствовал, как она склоняется на постель, и как это все было перед войной. Тогда я еще все мог; и я помнил, на что оно похоже. Но ведь одной памяти мало. Всегда мало. Она проделывала со мной всякие вещи, а я этого даже не чувствовал.

— Не нужно, — сказал я, повернув ее лицо к себе, чтобы она прекратила.

Когда я вновь склонился над ней, это уже была Одри Пеннибэйкер, и она смотрела на меня.

Ее белая сатиновая туника соскользнула с одного плеча. Почти все огни погасли. «Стелла» покачивалась, ворчала и переваливалась с боку на бок, точно страдающий зверь.

— Дорогой, — повторила Одри. И все ощущения, которые миг назад были заморожены, хлынули по своему руслу. Мне было трудно, очень трудно заставить себя сесть, обнять ее за плечи и приподнять, чтобы она прекратила.

— Не нужно, — сказал я. Корабль трясло и качало, я слышал взрывы и отдаленные крики. Перед рубкой управления парила сцена из книги Джонсона — та, в спальне… Информационная сеть корабля до сих пор была включена. По ней и транслировалась эта сцена — по всему кораблю.

— Одри. Погляди на экран, — сказал я.

— Какая разница. — И она вновь наклонилась ко мне.

— Прислушайся же, Одри! Мы попали в шторм. Корабль вот-вот разобьется!

Одри неохотно отодвинулась. Она покачала головой, оглянулась по сторонам, и глаза ее испуганно расширились. Она увидела, что расстегнула мне брюки и отшатнулась.

— Как ты мог! — вскрикнула она.

— Я остановил тебя, Одри.

Она затрясла головой.

— Нет! Ты… начитался этой гадости. И попытался…

— Разве ты не помнишь ту записку, Одри? Мы были оба в этой книге, но я опомнился, вышел из нее первым и остановил тебя.

Она плакала. Тут я на нее рассердился. Такая высокомерная, такая самодовольная, такая правильная. Святая. Я поднялся, опираясь о перила мостика и перелез через него, направляясь к пульту управления.

— Капитан. С мостика можно отослать цилиндр?

Он поглядел на меня. Только какая-то часть его слышала меня. А большая часть мозга пыталась встроиться в поле, удержать корабль в целости. Потом он обернулся и поглядел вниз. Там, в ручку пультового кресла было встроено приемное устройство с запасом цилиндров. Я взял цилиндр, развернул вложенный внутрь почтовый бланк и вытащил ручку из кармана кителя Признера. Потом я побрел назад, к Одри и вложил ручку ей в ладонь.

— Пиши, — сказал я.

— Что? — простонала она. Корабль резко накренился.

— Я сказал, пиши! Я пыталась заняться сексом…

— Нет!

— Черт подери, пиши! Я пыталась заняться сексом — нет, оральным сексом, — с Джи-Ди на капитанском мостике. Пиши! Ты же знаешь, что написала это — ну а теперь, записывай!

Она всхлипывала, но записывала.

— Мы попали в шторм. Пиши! Мы — попали — в шторм. И я хотела заняться с ним любовью, но он остановил меня, потому что он знал, что это неправильно, потому что мы попали в шторм, и все не в своем уме! И твой Бог, и твой папа, и даже ты сама!

— Я ненавижу тебя! — всхлипнула она.

— Ох, да заткнись ты! — яростно воскликнул я, отбирая у нее записку. Перед тем, как скатать ее и вложить в цилиндр, я вычеркнул слово «оральный» чтобы записка ничем не отличалась от той, и вновь направился к капитану.

— Отправьте мне его во вчера, капитан. Сможете?

Он медленно кивнул. Неловкими пальцами он ухитрился закрыть приемное устройство и ввел туда мою карточку пассажира. Вспыхнула и погасла красная лампочка. Признер вновь открыл приемник. Тот был пуст. Я потряс Признера за плечо, он моргнул, осмотрелся и, похоже, узнал меня. Корабль вновь содрогнулся, и Признер напрягся, пытаясь справиться с ним.

— Они отключили…подачу газа, — прошептал он.

— Как вы ее контролируете?

— Тут.

Он поднял руку, которая прошла сквозь изображение комнаты Брэди, и показал на развороченную, обгоревшую панель. Я все же осмотрел ее. Все рычаги расплавились.