Сергей Васильев - Туда, где ждут тебя... [СИ]

Этот дикий мир зол на тебя. Его задача, чтобы тебя здесь не стало. Он уверен, что возьмет свое. Пусть не сразу, пусть ты немного помучаешься, посопротивляешься. Но он уверен — ты никуда не денешься. Он — не думает. Он просто знает. Ты ляжешь и уже не встанешь. Весной твое мясо станет источником пищи для падальщиков. Кости станут хрупкими и ломкими, и жесткая трава, пробиваясь сквозь скелет, рассыплет их.

Ты уже боишься? Ах, ты не желаешь приобщиться к круговороту природы? Ты ошибаешься. Когда-нибудь природа возьмет вверх над тобой. Пусть не на Хроне, пусть на Земле или другой планете обжитого космоса. Она не торопится. Она знает — ты принадлежишь только ей.

Силы заканчиваются быстрее, чем рассчитывал в начале похода, и их нечем поддержать. На сколько километров они удалились от станции? На двести? Значит, столько и нужно на обратный путь — это не высшая математика. Только не забудь, что с каждым шагом твоя скорость падает. И если первые два-три часа ты можешь выдерживать взятый темп, то к середине дня ноги превращаются в деревянные обрубки, которые надо переставлять, прилагая безумные усилия.

Да, можно остановиться. Упасть и лежать, лежать… Но это не приносит отдыха. Тело — чужое. Его надо заставлять делать то, что хочется тебе, а не планете, леденящей тебя. Подтянуть колени. Вот так. Выпрямить руки. Хорошо. Поставить одну ногу на стопу и быстро, рывком, пока непослушные мышцы еще не поняли, что ты опять хочешь заставить их работать, встать и сделать несколько шагов, выпрямляясь.

Нет, не останавливайся. Тело только и ждет твоей слабости. Оно думает, что ты не знаешь своих резервов. Про свои ты знаешь всё. Или думаешь, что знаешь, воображая себя способным свернуть горы и повернуть вспять реки. Ты не знаешь, чего ждать от спутника. Тем более, что она женщина, слабое существо, по определению. И ты в курсе, как эта слабость внезапно становится силой, направленной против тебя. Потому что именно тебя она будет считать главным источником неприятностей. Тебя! Ни кого-нибудь другого, далекого. Ни стихию. Виноват тот, кто ближе всего. В данный момент — это ты.

Надо идти. Надо подниматься, когда падаешь. Хвататься за спутника и поддерживать его. Не останавливаться ни на секунду. Переставлять гудящие ноги. Держаться.

Подошвы скользят на подтаявшем до льда снегу. Падать больно. Наверняка локти и колени сбиты в кровь, но не приложишь заживляющий пластырь, не осмотришь раны. Нельзя снять защитный комбинезон. Даже думать об этом — страшно.

Во всем мире осталось всего два слова: «нельзя» и «нужно». Жестокие слова. Жестокий мир. Мы сами делаем его таким.

Три шага. Два. Один. Остановка. Шаг.

Что движет тобой? Что принуждает сопротивляться? Неужели всего лишь тяга к бессмысленному существованию? Или глупая привычка не показывать слабости перед женщиной? Пусть она первой признается в том, что уже не может сделать ни шагу, тогда ты милостиво снизойдешь до ее просьб. Когда же она скажет заветные слова, которые позволят тебе перестать строить из себя героя мифической саги?

Скажи!

— Строй. Не могу уже, — хриплый голос со стороны.

Ясе пришлось снять маску, и она судорожно дышала режуще-холодным воздухом. Сергей посмотрел на нее, посмотрел на солнце, которое и не думало заходить, и достал зурм.

И опять вечер.

И снова утро.

— Мы не можем здесь сидеть. Надо идти.

— Опять в этот мороз… — скривилась Яся.

— Ты забываешь об одном: здесь нет пищи. Пустым кипятком сыт не будешь. Разве что от жажды не умрешь. Да и то — я состав местного фирна не знаю, мало ли какие там минеральные включения. Так что собирайся — пойдем. Прямо сейчас.

— А как же дом? Ты его опять бросишь?

— Что значит «брошу»? Он так и останется здесь стоять, как и первый. С собой не возьму, если ты это в виду имеешь.

— К вечеру мы околеем от холода, — объяснила Яся свою мысль. — И что тогда?

— Тогда я построю новый дом. Такой же. Для Хрона он идеален.

Ярослава вгляделась в лицо Сергея.

Прежнее безволие сменилось угрюмой решительностью. Это было лучше в их нынешнем положении, хотя не идеально. Спорить с Сергеем было нельзя — он мог просто отказаться что-либо делать. Приходилось терпеть этот назидательный тон, эти указания. И слушаться. Скрипя зубами, повторяя про себя: «Я спокойна, я спокойна. Он прав, он тысячу раз прав». Помогало. Но Яся боялась, что она сорвется. Выплеснет на Сергея мутную гадость и страх, что накопились за этот поход. Что в ответ сделает Сергей? Чем это закончится? Лучше не представлять. Человек, которого довели, не будет адекватен. Пусть потом он раскается девятьсот девяносто девять раз, но для нее будет поздно.

Девушка кивнула. Надо, так надо. Они пойдут по блистающей пустыне вперед и вперед, переставляя усталые замерзшие ноги. Они сделают невозможное. Они…

Сергей резко откатил дверь, и волна холода почти физически отбросила Ясю к противоположной стене. Она хотела выйти и не могла. Лучше уж остаться здесь, в тепле, чем сделать хоть один шаг по предательскому фирну.

Взяв Ясю за руку, Сергей вывел ее и остановился. Не то, чтобы она сопротивлялась. Но нежелание идти четко читалась в ее судорожных движениях и гримасе отвращения. Он не хотел заставлять девушку, а приходилось.

Как же меняется лицо человека, когда у него стресс, когда его заставляют делать невозможное для него. В нем просыпаются силы. Пусть они направлены не на что-то полезное, а, в большинстве случаев, на нечто деструктивное, но они есть. Они помогают кричать, топать ногами, трясти тяжелого мужчину, как мешок с тряпками. И главное — сказать то, что думаешь.

— Мы не дойдем! Слышишь, ты! Сгинем в этом холоде!

Сергей смотрел на слепящую поверхность и молча соглашался. Не дойдет. Она — точно. Он, один, наверняка — тоже. Такое путешествие одному не совершить. Не совершить его и с человеком, у которого нет воли идти.

— Будешь орать — не дойдешь. Обморозишь горло. Потом — некроз соответствующих тканей. Ну, и как итог, — болезненная смерть. Мед диагноста с аптечкой у нас нет.

Яся заткнула себе рот ладонью: умирать ей не хотелось. На нижних веках широко раскрытых глаз начали скапливаться слезинки, тут же обмерзая на ресницах.

Ну, да. Самое действенное женское оружие — слезы. Говорят, некоторые привыкают к ним и не обращают внимания. Черствые люди, не знающие сострадания. К сожалению, Сергей еще не успел стать таким. Ведь как бы просто было? Знаешь, что нужно делать — и делаешь. Не взирая на проявления чувств нежных барышень. Хотя… Есть варианты. Сергею не хотелось менять решения, но новое, только что возникшее, явно было лучше прежнего.

— Пошли вниз, — сказал он Ясе, — будет тебе тепло.

— Откуда здесь дверь? Куда мы попадем, если выйдем? Что за архитектурные изыски?