Грег Иган - Вечное Пламя

Карло взглянул на стол Тоско, расположенный в противоположной части мастерской. Через девять лет после своих исследований с окрашиванием он продолжал повторять эти эксперименты – и дело было отнюдь не в лени или инертности. Он постоянно совершенствовал методики и собирал новые данные, методично составляя карты, которые отражали характер перемещения плоти в теле ящерицы, принимавшей ту или иную форму.

Для истории этой дисциплины девять лет были ничтожно малым сроком. Даже целая жизнь была ничтожно мала. Всмотревшись в пигментные полосы, которые покрывали лежавшую перед ним бумагу, Карло понял, что так и не решил одну простую задачу практического толка: темнее всего бумага была в тех местах, где свет достигал максимальной яркости. Если он надеялся когда-либо передать эти сигналы своему телу, ему потребуется механизм, реализующий в точности обратную модуляцию источника света – увеличивая яркость там, где бумага темнее.

Аманда вернулась с предварительными результатами двух спариваний. Во втором эксперименте с подавлением весь выводок оказался мертворожденным – но так же, как и всегда, насчитывал четверых детенышей.

Она взяла со стола одну из бумажных лент и посмотрела сквозь на нее на свет стоявшей поблизости лампы.

– То есть… ты прогонишь эту бумагу вдоль второй светочувствительной полосы? – спросила она. – Чтобы продублировать сигнал с противоположной плотностью?

Карло молча уставился на нее, на мгновение лишившись дара речи.

– Именно, – ответил он, наконец, придя в чувство.

– Воздух, – произнес Иво. – Воздух – это то, что остается, когда самое неистовое пламя поглощает все предоставленное ему горючее. Нет ничего более безопасного, ничего более стабильного. В худшем случае, какой только можно себе вообразить, – если ортогональная материя будет действовать на все наши твердые тела подобно либератору, – у нас по-прежнему должна быть возможность манипулировать ею при помощи воздушных струй.

Тамара оглядела небольшой зал, задавшись вопросом, разделял ли кто-то из присутствующих ее тайную обеспокоенность проблемой, которую обозначил Иво. Что может быть ужаснее, чем универсальный либератор, вещество, способное воспламенить все что угодно? И что может вскружить голову сильнее, чем возможность отыскать способ перехитрить эту угрозу, объяв необъятное в невидимых руках?

Победительница лотереи по имени Массима с каждым словом, казалось, все больше ощущала себя не в своей тарелке. Когда она только внесла свое имя в список ради шанса поучаствовать в этой увеселительной вылазке, о взрывах речь заходила гораздо реже. Ульфа, химик, назначенный Советом для надзора за проектом, в своей обыкновенной спокойно-деловой манере вздымала у себя на груди аккуратные строчки символов, делая заметки по ходу речи Иво. И только Ада, одержавшая победу над еще шестью астрономами в их собственной мини-лотерее за должность заместителя главного навигатора, обнаруживала хоть какие-то признаки возбуждения.

– Что если нам не удастся отделить образец при помощи одного только воздуха? – спросила Ада. – Если Объект состоит из материала, похожего на твердолит, и вокруг не будет ни одного отколовшегося фрагмента… разрезать твердолит при помощи воздушной струи нельзя, каким бы высоким ни было давление.

– В таком случае, – ответил Иво, – нам придется вклиниться в поверхность с помощью пылевой взвеси. Если мы добавим в струю небольшое количество размолотого пудрита, то реакция между пудритом и ортогональной породой значительно увеличит силу воздушного потока.

– Вы предполагаете, что при этом будет расходоваться не только пудрит, но и сама порода, – заметила Ульфа.

– А вам известен хоть один либератор, который не поглощается им же созданным пламенем? – спросил ее Иво.

– Нет, – признала Ульфа. – Но известные нам либераторы – это недолговечные растительные экстракты. Мы не можем полагаться на то, что себя точно таким же образом себя поведет и кусок твердой породы.

– Если реакция приведет к воспламенению, жар должен, по крайней мере, ослабить породу, – сказал Иво. – А если этого будет недостаточно, мы можем заменить пудрит твердолитом, повысив абразивные свойство воздушной струи.

– С подобным материалом мы раньше не сталкивались, – сказала Ульфа. – Что если он не поддается разрушению трением, даже с применением горящего твердолита?

Иво тихо пророкотал от досады.

– Нет причин считать, что ортогональное вещество будет наделено какой-то особой волшебной прочностью! Обращение стрел его светородов может повлиять на химические свойства по отношению к обычной материи, но ни твердость материала, ни его устойчивость к высоким температурам от этого не увеличится.

В этом Тамара была вынуждена с ним согласиться – речь шла об основах вращательной физики. Полагать, что камень мог стать тверже только лишь из-за того, что его «будущее» – определяемое стрелой Нерео – оказалось направленным в сторону их прошлого, было настолько же абсурдным, как считать, будто веревка станет прочнее, если развернуть ее наоборот и пройтись по ней в противоположном направлении.

Ульфа сохраняла спокойствие, но своих позиций не сдавала.

– Я это понимаю, Иво. Но такова моя задача – спрашивать, что произойдет, если эти предположения окажутся ложными.

– Если камень не удастся разрезать никаким способом…, то мы не станем его резать, – ответил Иво. – Что еще я могу сказать?

– А как вы будете калибровать процесс, с помощью которого надеетесь захватить Объект, если не сможете добыть образцы? – не унималась Ульфа.

Несколько пауз Иво хранил молчание.

– Единственным вариантом для нас будет выполнить реакцию в полевых условиях, – наконец, произнес он. – Мы будем бросать в Объект куски пассивита и наблюдать за результатами – постепенно увеличивая количество вещества, чтобы избежать неоправданных рисков.

– Но разве вам удастся измерить вырабатываемую силу? – спросила Ульфа.

– Не сразу, – согласился Иво. – Не раньше, чем она начнет влиять на траекторию Объекта. Нам просто придется действовать методом последовательных проб и ошибок – сбрасывая пассивит в том месте, где мы хотим подтолкнуть Объект, пока накопившееся воздействие не достигнет наблюдаемой величины.

Ульфа сделала паузу, чтобы посыпать свою грудь краской и сделать оттиск своей кожи на бумажном листе. Затем она обратился к Тамаре.

– По-вашему, это реалистично?

– Будет непросто, – призналась Тамара. – Каждый маяк будет видимым лишь один раз за склянку, и если мы собираемся многократно подталкивать Объект, каждый раз проверяя его курс, процесс будет идти медленно. Нам вполне может потребоваться пара черед.