Борис Фрадкин - Настойка из тундровой серебрянки. Рассказы

Дальше он читать не стал, ибо помнил наизусть все надписи. Когда-то они были сделаны его рукой.

- Как… как термос мог попасть к вам? - изменившимся голосом спросил Неприн.

- Видите ли, я спелеолог-любитель. Этим летом вместе со своими студентами я побывал в Кулымской пещере. Там мы и нашли его. Он плавал в озере.

- Кулымская пещера… Но ведь это Южный Урал!

- Совершенно верно, Южный Урал.

Неприн так бережно, так ласково касался термоса, словно в его руках находилось живое существо, которому нечаянным движением он мог причинить боль.

- Непостижимо… - пробормотал он. - Просто непостижимо!

- Но почему, Игнат Васильевич?

- Потому, что термос был утерян в пещере Рмонг-Тау.

Лагно удивлённо приподнял брови:

- В Гималаях?

- Вот именно. И с тех пор прошло почти восемнадцать лет.

- Может быть, его кто-то нашёл, а позже снова утерял?

- Нет, найти его никто не мог.

Астрофизик, собравшийся было извиниться за причинённое беспокойство и откланяться, остался сидеть на стуле. Он выжидающе смотрел на Неприна.

- Найти его никто не мог, - повторил Неприн. - Термос находился в рюкзаке Ани. - Он повернул к свету надпись, в конце которой стояло «Аня М.». - И она погибла.

Лагно сделал движение, словно его кольнуло изнутри.

- Мы учились в одном институте: я на третьем курсе, Аня на первом. Она как-то незаметно появилась в нашем студенческом клубе спелеологов - обыкновенная, ничем не примечательная девушка. Но после первого же маршрута мы стали с ней неразлучны. Нет, она была необыкновенной: бесстрашной, неутомимой… Ласковой. - Неприн поставил термос в конус света, падающий от настольной лампы, выпрямился. Голос его звучал глухо. - Часто нам доводилось проникать туда, где ещё не ступала нога человека, и чаще всего такие странствия мы предпочитали совершать вдвоём: она и я… - Неприн придавил пальцами веки. - Извините, что я разоткровенничался. Так сразу поднялось во мне…

Лагно сочувствующе пожал локоть Неприна.

- Я понимаю, - сказал он. - Рассказывайте, прошу вас.

- Нас сблизила странная жажда видеть никем ещё не виданное. И опасности. Опасности на каждом шагу. Без них подземный мир потерял бы для нас всякую привлекательность. Случалось, мы сутками бродили среди хаоса каменных джунглей в кромешной мгле; спускались в тёмный зев неизвестно что таящих в себе провалов; часами ползли под низко нависшими глыбами; пересекали подземные озёра с водой, прозрачной, как воздух. А бывало, перед нами вдруг распахивались гроты, похожие на дворцы восточных владык из старых волшебных сказок. Мы, притихшие, бродили среди ослепительно белой сталактитовой колоннады и боялись своим дыханием повредить тончайшие кружева, свисающие до самого пола. Мы замирали на месте, ослеплённые внезапным сверканием кристаллов. В лучах наших фонарей переливались голубые, жёлтые, красные, фиолетовые сполохи…

Неприн уронил руки, сцепил пальцы. Лицо его оказалось в тени. Ему сейчас было всё равно, слушает его Лагно или нет. Воспоминания причиняли нестерпимую боль, с которой он не мог оставаться один на один.

- Там пришла к нам любовь. Я не стыжусь вспоминать о ней, хотя я уже женатый стареющий мужчина и у меня взрослые дети. И оттого, что любовь пришла к нам в необычном мире, она и сама была необычной. Чёрное каменное безмолвие приучило нас всегда быть в одной связке. Известно вам, что значит быть в одной связке? - Лагно кивнул. - Едва расставшись с дневным светом, мы превращались в одно целое. Там для нас всё было общим: опасности, восторги…

Однажды среди спелеологов прошёл слух, что в Рмонг-Тау обнаружены следы снежного человека и, значит, где-то в её гротах, возможно, находится стоянка наших древних предков. Была организована экспедиция советских и французских спелеологов, вошли в неё и мы с Аней.

И вот, считая себя наиболее опытными спелеологами, мы опередили наших товарищей. Тут сказалось всё: и честолюбие молодости, и свойственное исследователям нетерпение.

Вначале всё шло хорошо. Но вот путь нам преградила пропасть. Не колеблясь, мы начали спускаться в неё. Да, мы спешили, конечно, мы спешили… Приходилось ли вам спускаться по скользкой отвесной скале в полном мраке? Нужно иметь хорошие нервы. Фонари, закреплённые на наших шлемах, освещали слишком малое пространство, и пропасть оттого казалась бездонной. Первой спускалась Аня, я страховал её. Вдруг она сорвалась и полетела вниз. Я привычно остановил её падение. Аня повисла на верёвке. Я услышал её стон. На мой вопрос: «Что случилось?» - она ответила: «Рука…»

Внешне Неприн оставался спокойным, и только на виске его у самого глаза пульсировала голубенькая жилка. Говорил он ровным и глуховатым голосом.

- Нелепо всё получилось. И страшно… Аня вывихнула руку. Боль сделала её беспомощной. А я стоял на узеньком карнизе, места хватало только для пяток. Когда я сделал попытку подтянуть Аню к себе, то едва не соскользнул в пропасть. Тогда я принялся кричать. За нами шли наши товарищи и французы, я их ждал с минуты на минуту. Но оказалось, что они обнаружили другой коридор, уводящий в сторону от пропасти… Сколько мы так барахтались, сказать невозможно. Я начал выдыхаться, Аня становилась всё тяжелее. Ноги… понимаете, первыми начали отказывать ноги…

Неприн отвернулся, чтобы Лагно не мог видеть его лица, с минуту оставался неподвижным, потом медленно пошёл по узкому пролёту между гидравлических установок. Остановился у одной из них, открыл кран. Наклонившись, пил прямо из струи, шумно и жадно. Когда он возвратился к столу, лицо его было по-прежнему спокойным.

- Чем же всё это кончилось? - спросил Лагно.

- Она перерезала верёвку…

Лагно зябко поёжился. В тишине лаборатории его слуха вдруг коснулось журчание воды, текущей из неплотно прикрытого крана. Оно показалось ему раздражающим. Трагедия Неприна потрясла его, и вместе с тем он испытывал досаду. Подобные истории надолго лишали Лагно душевного равновесия: от природы он был очень чувствительным человеком. Даже самые маленькие неприятности по административной линии или неудачи в исследовательской работе переживал подолгу и болезненно, с трудом приходя в себя. А пока переживал, не мог сосредоточиться, бывал в такие моменты до смешного рассеянным, делал грубые ошибки.

Сейчас он возвращался из командировки с богатейшим материалом, полный самых радужных надежд и планов, и уже досадовал на себя, что сошёл в Перекатовске: термос можно было бы передать и посылкой. Так нет, захотелось повидать известного спелеолога. Сколько теперь будет торчать перед глазами этот облезлый термос!