Томас Тимайер - Дворец Посейдона

Шарлотта вскинула голову.

– Как? Но ведь этого просто не может быть! Глубина здесь не так уж велика. И с помощью того же сонара можно обнаружить, где находится батисфера!

– Даже если бы мы точно знали, где она находится, длины троса все равно не хватило бы! – возразила Элиза. – В нем всего около ста метров, а батисфера находится гораздо глубже, причем неизвестно, на какой именно глубине. Хуже всего то, что зонд-приемник сонара находился на «Наутилусе» и пропал вместе с ним. Значит, и сонаром мы не можем воспользоваться для поисков. Измерения, произведенные здесь накануне, показывали глубину от двухсот до трехсот метров. «Наутилус» не рассчитан на такое давление.

Шарлотта уронила голову.

– Но мы же не можем сидеть сложа руки!

– А что поделаешь? Капитан уже принял решение развернуть «Калипсо» и взять курс на Афины, – прерывающимся голосом проговорила Элиза. – Он обязан проинформировать о случившемся греческую береговую охрану. – Она взяла руки Шарлотты в свои. – Все, что мы можем сейчас – это молиться за их души…

…Течь в вентиле была устранена, и вода перестала прибывать. Гидроизоляция проверена, осмотрен каждый квадратный сантиметр внутренней обшивки, которая оказалась в отличном состоянии. «Наутилус» выстоял, по крайней мере, пока.

Однако Оскар дрожал, как осиновый лист. Обхватив себя руками, он пытался согреться, но это нисколько не помогало. Термометр в кабине показывал всего несколько градусов выше нуля, а их одежда была совершенно мокрой. Сталь оболочки батисферы, казалось, сама источала леденящий холод. Отрезанные от мира, на глубине ста пятидесяти метров ниже уровня моря, окутанные кромешной тьмой, все, кто здесь находился, были обречены.

Несмотря на это, юноша пытался сохранять хладнокровие. Не сдавались и остальные члены экипажа.

– Он выдержал, выдержал, выдержал, – хрипло твердил Рембо, не прекращавший удивляться надежности своего детища. – Я просто поражен!

– Сколько у нас воздуха для дыхания? – спросил Гумбольдт. Важнее этого вопроса сейчас не было ничего.

Инженер ответил не сразу.

– Часа на два, возможно, даже на три. Есть еще небольшой запас сжатого воздуха в баллонах, в крайнем случае, мы можем использовать и его. Но гораздо важнее сейчас тепло. Если мы не избавимся от мокрой одежды, то погибнем от переохлаждения раньше, чем от удушья. Могла бы помочь энергичная работа, движение, но при этом мы затрачиваем гораздо больше кислорода, а нам нужно беречь его запас. Будем двигаться – задохнемся, будем сидеть неподвижно – замерзнем. Куда ни кинь – всюду клин!

– Но ведь у нас есть водолазные скафандры, – напомнила Океания. – Внутри они обшиты плотной шерстяной тканью, а снаружи покрыты резиной. В них вполне можно согреться!

– Отличная идея, малышка, – обрадовался Рембо. – Вынимай-ка их, да поживее!

Девушка распахнула дверцу под трапом, за которой открылась ниша с полками. На них находились четыре латунных шлема и столько же мешковатых резиновых костюмов. Резина была жесткой и скверно пахла, но Оскару было совершенно все равно, лишь бы поскорее согреться.

Проверив размеры, Океания подобрала каждому подходящий костюм. Скафандры оказались на удивление тяжелыми, спереди они застегивались на длинную застежку-молнию, а на запястьях и щиколотках плотно перетягивались кожаными ремешками, чтобы воспрепятствовать проникновению воды внутрь.

– Конечно, сшиты они не по фигуре, – сказала Океания, заметив, как Оскар скептически разглядывает доставшийся ему скафандр, – но это совершенно не важно. Главное, что они у нас есть.

– И ты считаешь, что эта резина способна защитить от холода?

– Ты просто не в курсе. Дело в том, что внутрь скафандра накачивается воздух под давлением. Он-то и служит теплоизолирующей прокладкой. Но все равно нужно побольше двигаться. Четыре градуса выше нуля – не так уж много.

Пока Оскар раздумывал, Гумбольдт поспешно сбросил с себя брюки и свитер и принялся натягивать скафандр.

– Первым делом – согреться, – бормотал он, преодолевая дрожь. – А там можно подумать и о том, как выбраться из этой ловушки…

– Выбраться? – Рембо недоуменно взглянул на ученого поверх очков. – Мсье, я вижу, вы верите в чудеса!

Совершив плавный разворот, «Калипсо» взяла курс на северо-запад. Рифы и острова архипелага Санторини постепенно удалялись, становясь все меньше и меньше, пока окончательно не скрылись за темным горизонтом. Затем и луна скрылась за грядой облаков.

Над морем воцарилась тьма – столь же густая и непроницаемая, как безысходность и отчаяние в душе Шарлотты.

С окаменевшим лицом она застыла у ограждения верхней палубы, не отрывая глаз от того места, где затонул «Наутилус». Но вскоре и оно исчезло во мгле.

В сердце девушки все онемело – ни чувств, ни порывов, ни малейшего проблеска надежды. То, что было для нее самым важным, что она любила и чем восхищалась, поглотила безжалостная пучина. И теперь она была совершенно опустошена.

Элиза стояла рядом с ней, устремив глаза на почти невидимую поверхность моря. Ее губы шевелились, но с них не слетало ни звука. И лишь когда Шарлотта взглянула на темнокожую женщину, она смогла понять отдельные слова:

– …Не может быть… Пророчество… невозможно…

Шарлотта опустила ладонь на руку Элизы.

До сегодняшнего дня она не могла бы с определенностью сказать, какие отношения существуют между гаитянкой и Гумбольдтом. Были ли они просто старыми добрыми друзьями? Их повседневное поведение ни о чем не говорило, но Шарлотта в глубине души всегда была уверена, что Гумбольдта и Элизу связывает нечто более глубокое. Много лет назад темнокожая жрица гаитянских богов покинула свою родину, чтобы последовать за ученым, и с тех пор они не расставались ни на день. Она принесла в жертву все, чтобы оставаться рядом с ним.

А теперь его больше не было. О том, насколько тяжела эта утрата для Элизы, девушка могла лишь догадываться.

Темнокожая женщина осторожно освободила свою руку и коснулась амулета, который всегда носила на шее. Шарлотта знала, что, по мнению Элизы, этот загадочный предмет обладает могучими магическими свойствами.

До ушей Шарлотты донеслись произнесенные шепотом слова. В них звучала такая сила, что спину девушки обдало холодом. Она знала, что в прошлом Элиза была гаитянской мамбо – жрицей-колдуньей, и владела множеством могущественных колдовских приемов. Глаза Элизы оставались закрытыми, веки подрагивали.

Прошло немало времени, прежде чем женщина снова открыла глаза. Улыбка осветила ее лицо.

– Ты была права, – прошептала она. – Он жив. Я видела его. Я видела также Оскара, Рембо и его дочь. Они уцелели в катастрофе.