Сергей Лукьяненко - Операция «Вирус»

Короче говоря, Федя истекал пóтом и лучился энтузиазмом. С его слов выходило, что Саракш медленно, но неуклонно движется дорогой прогресса. Да, есть трудности, есть пережитки проклятого прошлого, но впереди – несомненные сияющие перспективы. Видел бы этот «вьюнош» совсекретные отчёты Слона в КОМКОНе-1. Как разворовываются даже те жалкие крохи средств, что выделяются тому же Экологическому комитету, в коем Скворцов имеет честь прогрессорствовать. Как деградирует политическая система и пышным цветом цветёт коррупция. Как сокращается рождаемость и растёт смертность. Как изымаются из обращения всё новые и новые нелегальные ретрансляторы, как, невзирая ни на запреты, ни на грозные предупреждения Департамента общественного здоровья, увеличивается количество лучевых наркоманов, готовых за сеанс «белого» облучения на всё, что угодно… и кому угодно. Про возросшую активность разведслужб Островной Империи я вообще молчу… Рокотал двигатель вездехода, рокотал голос неутомимого Фёдора над ухом, а лес по обе стороны дороги тянулся всё той же нескончаемой лентой. Я смежил веки и стал прокручивать в голове обстоятельства своего предыдущего визита – к вору-на-кормлении…

Местом нашей встречи была какая-то пещера в прибрежных скалах. Тристановский бот, согласно заранее полученной инструкции, я затопил в полукилометре от берега и далее добирался вплавь, держа курс на изредка вспыхивающий в кромешной ночной мгле сигнальный маячок.

Вор-на-кормлении Гнилозуб сразу оправдал своё прозвище – как только раскрыл рот и произнёс первую же фразу. Я оценил, невзирая на почти полную темноту в гроте. Да и запах… Батюшки святы, это ж как потрудиться надо было, чтобы такое учинить над ротовой полостью! И сколько придётся вставлять имплантов по возвращении на Землю. Прогрессоры нового поколения…

Гипносеансы языка Архипелага не слишком мне помогли – Гнилозуб изъяснялся на какой-то чудовищной разновидности местного преступного жаргона и к нормальной человеческой речи возвращаться не пожелал. Правда, перешёл-таки на силингву, однако и её ухитрился обильно разукрасить словечками из лексикона преступных сообществ разных времён, народов, и даже подозреваю, что – планет.

Мою идею тайного проникновения на военную базу группы флотов «Ц» он сразу же отмёл как бредовую. Чухни, выстребан, объявил он, и прикинь, на кого лукаешься. Это ж кузнечики! Ты ж против них, как сявка против козырных. Ваши не пляшут, и всё такое. И прикид твой понтовый – тут он небрежно и брезгливо, двумя пальцами, ощупал рукав моего костюма-невидимки – не канает. У кузнечиков – ага, это, значит, военные, догадался я, – шиза гуляет, всюду у них измена да палево. Если на мине не гробанёшься, как последний клошар, ежели тепловизоры пройдёшь, так на лазерных этих, как их… Датчиках, подсказал я. Точняк, на датчиках засветишься. По воздуху? Не гони волну, в леталках только центровые летают, понял? Центровые, значит, в Центре живут, где Император. А нецентровые леталки всегда сбивают. Чё я тебя в воду окунал, дошло?

И в том же духе. Я даже заколебался – стоит ли излагать свою просьбу, но потом всё же решился. Рассказ о пропаже Рады и гипотезу о возможности существования Каммерера-младшего вор-на-кормлении выслушал, не проронив ни слова. Потом достал сигаретку, закурил. Вспыхнувший огонёк позволил лучше разглядеть его лицо – серое лицо ведущего нездоровый образ жизни человека, с толстыми, набрякшими веками и неожиданно умным, цепким и холодным взглядом из-под этих век…

Всё-таки я задремал, потому что вездеход уже катил не по лесной дороге, а огибал остатки разрушенного города. Ещё один призрак прошлого. Беркеш, бывшая культурная столица бывшей империи. Город тысячи храмов и сотен театров. Город десяти крупнейших университетов. Вся культурная элита империи… Затем – резиденция вождя мутантов, незабвенного принца-герцога. А теперь – столица народа голованов. Благо метрополитен в Беркеше, говорят, был большой и разветвлённый. Впрочем, сейчас день, и голованы должны спать.

Должны, но не спали. По крайней мере – не все. Троица подземных жителей, умеющих покорять и убивать силой своего духа, выскользнула откуда-то из развалин и преградила нам путь. Стоявший впереди медленно поднял переднюю лапу, подержал на весу и так же медленно опустил. Изменившийся в лице Федя Скворцов – похоже, не нравилось ему племя подземных упырей, или были у него с псинами-сапиенс какие-то свои трения – выругался и заглушил двигатель.

– Какого чёрта? – бормотал он, отирая рукавом лоб. – Мы же получили разрешение…

Официально мы с Федей числились экспедицией Экологического комитета, совершающей инспекционную поездку в Резервацию.

Я спрыгнул с брони, из-под сапог брызнули струи белёсой раскалённой пыли. Рядом приземлился Скворцов. По бокам его гимнастёрки, от подмышек, расплывались огромные мокрые пятна.

Тот, который стоял впереди, должно быть, главный, заговорил. На языке Страны Отцов, медленно и чётко роняя слова:

– Что надо людям?

– Мы едем в Резервацию, – так же медленно и чётко ответил Скворцов. – Нам обещан свободный проезд.

– Нельзя, – коротко ответил голован.

Нет уж, подумал я, так у нас не пойдёт. Мне нужно добраться до Колдуна, и я до него доберусь, хоть бы все местные упыри повыбирались из своих подземелий. Жаль только, что Лёва Абалкин не успел проверить, только ли собачек могут они покорять и убивать силой духа. Или успел? Впрочем…

– Меня зовут Максим Каммерер. У вас есть нуль-передатчик, – я не спрашивал, а утверждал, памятуя недавний опыт общения с Щекном. – Вы свяжетесь с Миссией народа голованов на Земле и скажете переводчику Миссии Щекну-Итрчу, что я, Максим Каммерер, нахожусь здесь по делу Льва Абалкина. Пусть он скажет своё слово.

Всю тираду я выдал на силингве. Чего уж там.

Наш собеседник мгновенно сменил стойку – присел сразу на все четыре лапы, выгнул спину и медленно покрутил головой, глядя то на меня, то на Скворцова. И через несколько томительных мгновений произнёс, вернее – проворчал:

– Ждите здесь…

Посёлок мутантов являл собой жалкое зрелище: три или четыре десятка убогих домишек, несомненно возведённых на средства Экологического комитета, крошечный пятачок центральной площади, такие же крошечные, отвоёванные у леса, поля-огороды. Сколько же их осталось? Сотня? Две? Похоже, что высыпали нас встречать все, кроме самых ленивых. Федю здесь знали, а вот меня разглядывали с опаской. Скворцов изложил суть вопроса, мол, приехал к Колдуну старый знакомый – повидаться. Из толпы выдвинулся дряхлый старец – обеими руками он тяжело опирался о внушительный посох, а свободная, нелепо и бессмысленно торчавшая откуда-то из области правой лопатки, непрестанно шевелила корявыми пальцами, словно перебирала невидимые чётки. Старец резонно возразил, что Колдун, он сам решает, кого ему видеть, а кого – нет, и поскольку всё знает наперёд, то, ежели бы, к примеру, хотел бы своего знакомца повидать, так непременно или сам явился б, или бы позвал . А раз не явился и не позвал, значит, не надо ему этого… А проводить сами они никак не могут, потому что против воли Колдуна им совсем нельзя. Колдун дичь приманивает, Колдун урожай даёт и непогоду отводит. Вот давеча, скажем, без дождя никак было… И всё в таком же роде.