Мария Дубинина - Беглая принцесса и прочие неприятности. Военно-магическое училище

Герман припомнил, что знал о магии, заложенной в шпаге Берта.

– По клинку идет вязь магической именной печати, она должна исчезнуть после смерти владельца, но, похоже, манипуляции с его личностью тоже на время приглушили печать.

Гротт согласно кивнул.

– Я выясню, как она попала в оружейную, оставь это на меня.

Он говорил спокойно, будто читал лекцию, даже заложил руки за спину и прошелся по комнате. От этой холодной отстраненности Германа пробирала нервная дрожь, хотя, скорее всего, просто наступил откат от слишком сильного всплеска эмоций.

– Значит, мне нужно найти того самого менталиста и заставить его снять блок? Откуда мне начать?

– Начни с того, кому выгодно, чтобы Альберт исчез, – посоветовал Гротт. – Проведай наставника. Арефий учил многих из нас, может, он что-нибудь знает.

В окнах их блока уже не горел свет. Герман поднимался по лестнице, когда почувствовал Альберта. Тот стоял у подоконника на третьем этаже и, кажется, ждал Германа.

– Ты долго! – укорил он сразу же. – Все в порядке?

– Это я должен спросить, – перебил Герман, – с тобой все в порядке?

– Да. – Берт понуро опустил голову, мгновенно сменив возбужденную радость на уныние. – Я давно хотел сказать, но как-то не решался… Иногда мне будто кажется что-то знакомым, но я не могу поймать это. А ты ведь что-то знаешь и не говоришь. – Он бросил на Германа затравленный взгляд из-под растрепавшихся золотистых завитков. – И я подумал… Все потому, что я был дурным человеком?

– Что за… – Герман даже на секунду растерялся, – бред?

– Тогда скажи мне, каким я был?! Просто скажи, ты же знал меня, да? Скажи, ты… ты меня любил? Меня хоть кто-нибудь любил? – воскликнул Альберт, и Герман почувствовал себя последним мерзавцем. Он единственный человек, на которого Берт мог положиться, не стоило об этом забывать.

– Ты не плохой человек, Альберт. Я знаю тебя много лет, мы дружим с детства, и мне ни разу не пришлось усомниться в твоей доброте и искренности, так что прекрати на себя наговаривать.

Странно, легче должно было стать Берту, а полегчало ему самому. Будто свалил с плеч часть груза.

– Но большего сказать не могу, пока не буду уверен в твоей безопасности. Поверь, это исключительно для твоего же блага.

Берт тихо всхлипнул:

– Как меня хотя бы на самом деле зовут?

– Альберт. Это твое настоящее имя.

Юноша еще раз шмыгнул носом, но буря уже миновала:

– Ну… Хотя бы это радует. Я к нему уже привык.

Договорившись на этом, друзья вернулись в комнату. Его остановил негромкий вопрос:

– Где вы двое были?

Берт испуганно пискнул, но скрыться в коридоре не успел – Ситри безжалостно включила свет. Стефания стояла, скрестив руки на груди, и сверлила Германа пронзительным взглядом. Под ним он ощутил себя виноватым и тут же поспешил отогнать глупое чувство прочь. Герман привычно впитал окружающий эмоциональный фон, и глаза его изумленно расширились. Быть не может…

Стефания за них беспокоилась!

Праздник первого урожая уже прошел.

В пряном горячем воздухе плыли ароматы скошенной травы, дыма и нагретой солнцем свежевскопанной земли. Чуткое ухо вылавливало из подзабытого шума природы – стрекотания кузнечиков, жужжания пчел, шелеста травы и деревьев – отдаленные голоса из деревни. Кто-то пел, собирая с поля остатки урожая, наверняка на мостках узкой речушки женщины полоскали белье и сплетничали, что молодые, что старые. Темы всегда одни и те же, да и откуда тут взяться новым?

Герман постоял немного на утоптанной тропинке, ведущей к селению, усмехнулся так внезапно накатившей ностальгии и пошел дальше.

Каждый шаг отдавался в памяти. Вот здесь его хотели поколотить местные задиры, само собой, у них не вышло. Слишком боялись. Если у развилки повернуть налево, можно выйти к двум сросшимся деревьям, в которые когда-то давно ударила молния. Альберт любил приходить туда и сидеть на нижней ветке, а Герман всегда устраивался на траве, привалившись к стволу. Берт и надпись на коре выцарапал, их имена, кажется. Они тогда еще совсем детьми были.

Деревня лежала в долине между холмами, и Герман, дойдя до верхушки одного из них, мог полюбоваться на свой дом, стоящий чуть особняком, почти на границе летней королевской резиденции.

Герман перекинул сумку на другое плечо и ускорил шаг.

С момента его отбытия в Визанию прошло чуть более трех месяцев, а ему показалось, будто он не был в родной деревне не меньше года. Матушка любила красоту, поэтому каждую весну Герман красил штакетник вокруг дома белой краской, разбивал аккуратные клумбы и ремонтировал скамейки в саду. Фасад их небольшого домика радовал глаз яркими цветами, за чистыми стеклами виднелись милые кружевные занавески, мелькали тени, и Герман очень четко почувствовал в доме постороннего.

Он вошел без стука, отряхнул обувь в сенях и оказался в просторной кухне с печью и столом у окна. Стены были обклеены бумагой в мелкий цветочек, купленной Германом на базаре за большие деньги, полученные, к слову, от продажи очередной бертовской безделушки.

Мать, такая родная, в потертом цветастом платье и накрахмаленном белом переднике растерянно оглядела сына. А вот смутно знакомая девица с толстой длинно-русой косой через плечо опустила взгляд и комкала юбку. Герман крутанул кольцо, проверяя девушку, но та и правда была смущена, причем так, что Герман сам едва не покраснел. После того что произошло с Бертом, он не доверял ничему и никому.

– Герман, сынок! – Мать, совсем не сдерживая эмоций, бросилась обнимать сына. Раньше тот редко отсутствовал больше недели, и то когда тренировки с учителем затягивались. Принюхался – пахло пирогами и свежевымытыми деревянными полами. – Случилось чего?

– Нет. Увольнительную взял, – коротко пояснил он и кивнул девушке: – Привет, Маришка.

Та взволнованно вспыхнула, то ли от гордости, то ли от радости.

– Вот, как узнала, что ты на учебу уехал, стала мне по хозяйству помогать, поддерживать, – пояснила матушка. – Очень хорошая девочка.

Герман нахмурился. Раньше их домик на отшибе обходили десятой дорогой. О том, чтобы им помогать, речи вообще никогда не шло.

Девица от похвалы попробовала покраснеть еще сильнее, хотя уже просто некуда. Герману невольно вспомнилась Стефания, правда, сходства в них ни на грош, разве что волосы – добротная темная коса, что пальцами не обхватишь, а руки так и тянутся потрогать.

– Да ты проходи скорей, сейчас воду вскипячу.

Герман не перебивал, слушая рассказы матери, и старался сильно не удивляться случившимся в деревне переменам. Маришка больше отмалчивалась, лишь заботливо подливала чай да выбирала пироги посытнее, а вскоре вообще убежала, мол, время позднее, пора и честь знать.