Север Гансовский - День гнева (сборник)

При слове «Ульрих» бабка открыла один глаз.

Лакей тем временем возник на площадке второго этажа. Он быстро сбежал по ступенькам, остановился в двух шагах от гостей и внушительно сказал:

– Веда Скрунт, вернитесь, пожалуйста, к себе.

– Ах, Алек, – пролепетала старуха как бы в забытьи. – Ну что же ты, Алек?

– Веда Скрунт! – Лакей Ульрих повысил голос.

Бабка встрепенулась, проворно стала на ноги и скакнула за колонну. На прощание она игриво подмигнула Чисону.

– А кто этот Алек? – спросил Чисон, когда они с Лехом поднимались по лестнице.

– Да никто! Прошлый раз был Ян.

Чисон вздохнул.

– Дали бы ей помереть спокойно, прости ее Господи, чем всякий раз омолаживать.

– Не хочет, – возразил Лех. – Что ж она, по-твоему, с такими деньгами будет помирать, как всякая. Не соглашается. Теперь затевает какую-то полную перестройку организма.

Лин Лякомб, хозяйка, встретила их в холле. (Лякомб, потому что фамилию она оставила себе по третьему мужу.)

– Это Чисон, – сказал Лех. – Помните, я вам говорил. Троюродный племянник того самого Чисона, который «Нефтепродукты и твердый бензин».

– Очень приятно. Как вы прошлый раз добрались домой? – спросила хозяйка Леха, глядя при этом на Чисона. (Такая уж у нее была привычка – разговаривать с одним, а смотреть на другого.) Не выслушав ответа, она сказала: – Ну, прекрасно. Сколько вы у нас не были? Полмесяца, да?.. Сегодня мы покажем вам три новые вещи… Хотя нет. Четыре… Познакомьтесь, кстати, с моим мужем.

Чисон горячо пожал руку появившемуся тут же плечистому мужчине.

– Да нет, не этот! Это представитель фирмы. Пмоис.

Чисон пожал руку второму мужчине, скромно державшемуся позади.

– Идемте, – сказала хозяйка. – Во-первых, у нас теперь есть нечто такое, чего нет ни у кого в городе. Вы будете поражены, Лех. – Она смотрела при этом на Чисона. – Настоящее чудо.

Они прошли зал, потом второй, где двое рабочих пробивали дыру в резной деревянной стене. Тут же кольцами лежал кабель толщиной в руку.

– Венецианская работа, – пояснила Лин Лякомб, показывая на стену. – Делали специальный контейнер, когда везли через океан. Семнадцатый век… Пришлось пробить, но тут уж ничего не сделаешь. Тянут линию для сеанса.

Винтовой узкой лесенкой поднялись в комнату, где едва слышно пахло пылью и царил полумрак.

– Стойте здесь.

Лин Лякомб, стуча каблучками, подбежала к окну, потянула шнур.

Стало светло. Все молчали.

– Ну как?

– Очень здорово, – неуверенно начал Лех. – Кажется, Матисс?

– Нет. Матисса мы еще не убрали. Вот эта.

Рядом с Матиссом на стене висело темное полотно.

Лех и Чисон подошли ближе.

– Это же подлинник, – сказала Лин. В ее голосе что-то треснуло.

– Рембрандт?

– Конечно. «Отречение святого Петра». Его главный шедевр. Вы не узнали?

– Но подлинник, кажется, в Амстердаме, – сказал Чисон.

– И в Амстердаме, и у нас, – отрезала Лин. – Теперь могут быть два подлинника. В том-то вся и штука. В Амстердаме подлинник, и это тоже подлинник. И не скажешь, какой подлинник подлиннее. Изготовляется второй экземпляр, который повторяет первый на молекулярном уровне. Поняли?.. Молекула в молекулу. Объясните им, Пмоис.

Плечистый выдвинулся вперед и заговорил, как будто его включили на половине фразы:

– …стоящий вторичный оригинал является новым достижением фирмы «Доступное искусство», которая стремится… В течение трех месяцев по специальному разрешению голландского правительства… методом трансструктурного синтеза слой за слоем молекулярное строение разных уровней… Самые тщательные исследования не найдут… не является более подлинным, чем другой. Картина так же будет темнеть со временем, как и амстердамский вариант.

– Ловко, да? – Лин Лякомб победно посмотрела на присутствующих, потом повернулась к картине. – Удивительно, что можно иметь дома вот такое сокровище. Это облагораживает. Как-то совершенно меняет человека. Лично я уже не могу жить так, как жила раньше… Между прочим, от чего он тут отрекается – святой Петр? Напомните-ка, Пмоис.

Представитель фирмы набрал в легкие воздуху.

– Тема картины, – он заговорил сразу и без передышки, как будто читал по учебнику, – столкновение человека, носителя высокого гуманного идеала, с жестокой правдой действительности. Апостол Петр отрекается здесь от Христа, как бы осуществляя высказанное вечером пророчество: «Еще трижды не пропоет петух, и один из вас предаст меня». Душевная драма, которую переживает Петр, обусловливается необходимостью сделать выбор: либо предать своего уже арестованного учителя, либо самому оказаться под стражей. Молоденькая служанка, поднеся свечку к лицу Петра, говорит: «И этот был с Христом из Галилеи». Воин в шлеме, готовящийся отпить вино из фляги, поднимает голову и с подозрением смотрит на старика. На лице апостола, застигнутого врасплох, выражается мучительная борьба. Его одухотворенные черты контрастируют с грубой и жестокой физиономией римлянина, а юное лицо девушки как бы образует переходную ступень между этими двумя. Резкое противопоставление света и тени на холсте подчеркивает драматизм происходящего.

Наступило молчание.

– А эту служанку он писал со своей знаменитой Саскии, – пояснила хозяйка.

– Н-не совсем, – замялся плечистый, – Саскии тогда уже не было.

– Ах да! Точно, – поправилась Лин. – С этой второй своей жены… Как ее?

– Хендрикье тоже не было. Она умерла раньше. Картина датируется тысяча шестьсот шестидесятым годом… Видимо, какая-то случайная натурщица.

– Ну правильно, – согласилась Лин. – Тысяча шестьсот шестидесятый. Естественно, никого уже не было… Но все равно. Я просто сама не своя, с тех пор как этот шедевр у нас в доме. Подлинник Рембрандта! Я уже вся изревелась. – Она достала из кармана платочек и вытерла глаза. – Вчера поднялась сюда одна, сижу реву и все думаю: «Великий, неподражаемый Рембрандт. Он стоял перед этим самым холстом, и перед ним была Саския…» То есть думаю: «Он стоял перед этим самым холстом, и перед ним была случайная натурщица». Часа два просидела. – Хозяйка внезапно повернулась к Чисону: – Знаете, чего мне это стоило?

– Конечно, – сказал Лех. Он уже приспособился к манере Лин Лякомб. – Больших душевных…

– Нет, я в смысле денег. Четыреста тысяч! Почти годовой доход заводов Веды.

Все значительно переглянулись.

– Давайте всмотримся в нее еще раз.

Всмотрелись.

– Даже трещинки в краске все подлинные, – сказала хозяйка. – Ну, пойдемте. – Она взглянула на часики-перстень. – У нас еще пять минут до сеанса. Мы со Скрунтом успеем показать вам наше второе достижение.

Пока спускались, Лин Лякомб объяснила:

– Понимаете, теперь все доступно. За то время, пока вас не было, Лех, мы сделали из Скрунта великолепного художника и отличного стрелка. Метод гипнотического обучения.