Дмитрий Баюшев - Шестьсот шестьдесят шестое правительство [СИ]

Едва Елдынбаев вошел в здание вокзала, к нему подлетел другой мент. И тоже туда же: открой, покажи, проверка на динамит. Короче, еще двух рыбин и арбуза как не бывало.

А народ-то, между прочим, по вокзалу ходит, и с такими сумищами ходит, что о-го-го. Ни одного не остановили.

Третий мент встал стеной у входа в метро, прямо у касс.

— Не пущу, — говорит, — хоть ты лопни. Не могу рисковать сотнями человеческих жизней. Ты, каргалык нерусский, езжай в свою Каргалыкию, там и подрывай поезда метро. У нас это не принято. Нам это не нравится.

— Может, вы меня с кем-то путаете? — говорит ему Елдынбаев. — Я не диверсант, я начальник котельной из русского города Волжский. Фамилия моя Елдынбаев. Документ показать?

— Я верю, что ты Елдынбаев, — говорит мент. — У тебя на роже написано, что ты Елдынбаев. Поклянись, что у тебя в мешках нету взрывчатки.

— Клянусь, — честно отвечает Самат.

— Не верю, — говорит мент. — Открывай.

Чувствуете, как всё труднее и труднее было Самату продвигаться по столице? Бдительная на сей раз попалась милиция, ох, бдительная.

Но с одной стороны труднее, а с другой легче — мешки-то пустели, рыбы поубавилось, и из пяти арбузов остались два. Вот ведь что интересно: хоть бы один страж польстился на бюст вождя или на носки Елдынбаева. В первом случае ржали, во втором — морды воротили. Дураки глупые. Носки-то были много ценнее арбузов и воблы. Ну и что, что они припахивали и липли к пальцам, зато в них хранилось семейное золотишко. Золотишко Самат намеревался поменять в пункте приема драгметаллов на деньги. В Волжском и Волгограде аналогичные пункты не работали, а деньги были нужны.

На четвертом менте терпеливый Елдынбаев сломался. Этот мент шлялся с дубиной по улице и от однообразия, похоже, совсем озверел. Он уже издалека заметил Самата с мешками, для ускорения пошел навстречу.

Подошел и говорит по-хамски:

— Стоп, узкоглазый. Какого черта по столице нашей Родины шаришь? Наркокурьер? Отвечай живо.

— Никак нет, — отвечает Елдынбаев, которому обидно за напраслину. — Не наркокурьер. Житель России, прописан в городе Волжском.

— Мешки, стало быть, оставляешь, и чтоб я тебя здесь больше не видел, — говорит мент. — Понял?

— Вещички-то хоть забрать можно? — спрашивает Елдынбаев, которому страсть как не хочется накалять межнациональную обстановку. — Бельишко, носочки, портяночки.

— Это забирай, — разрешает мент.

Елдынбаев со своими носочками потрюхал дальше, а у этого мента вдруг заработала рация, и он начал общаться с другим ментом, и Елдынбаев, обладающий отменным слухом и хорошими логическими способностями, понял вдруг, что разговаривают о нём, что рыбка жирна и вкусна, что арбузы — сахар, что все эти проверки на динамит подстроены и что менты пасут его, передавая друг другу, и тогда он, ни грамма, заметьте, не выпивший, сломался.

Он вернулся и загнул менту такие салазки, что тот офонарел. А что вы хотите — Самат был в свое время чемпионом СССР по самбо и не растратил еще борцовских навыков.

После этого Елдынбаев подхватил свои мешки и пошел себе, но пройти сумел лишь сотню метров. У троллейбусной остановки, с которой он намеревался добраться до пионерской организации, его взяли.

Дальше не шибко интересно, дальше пришлось сидеть в закутке. Четвертый мент, на котором Самат сломался, сидел рядом с клеткой и злобствовал. Не мог простить салазки. Поначалу он живописал, какие пытки ожидают террориста Елдынбаева, наводнившего Москву взрывчаткой и наркотой. Потом, по звериному чутко определив, что Елдынбаев голоден, сгонял за шашлыком и начал жрать его, чавкая, причмокивая, распространяя запах жареного мяса с репчатым луком. Изверг, мучитель.

Дежурный между тем тарахтел и тарахтел по телефону, записывая порой что-то на бумажке.

Пришел начальник, капитан. Осведомился, что за тунгус сидит в гадюшнике. Заметьте, прямо при Елдынбаеве назвал Елдынбаева тунгусом. Самат понял — это не защитник. И ошибся.

Дежурный подал начальнику паспорт Елдынбаева и бумажку.

Капитан изучил и то, и другое, потом спрашивает:

— Елдынбаев Самат Бекенович? Начальник котельной?

— Так точно, — отвечает Елдынбаев, чувствуя, что скоро выйдет. Примета такая — как только менты узнают, что он начальник котельной, сразу добреют, проникаются и отпускают.

— Характеризуетесь положительно, — говорит капитан. — Почему тут?

И глядит на подчиненных.

В ответ все молчат. А что скажешь? Что менту салазки загнул? Молодому, здоровому, в два раза младше тунгуса и на голову выше его. Так за это можно нахлобучку получить. Наш мент лучший в мире и ему так просто салазки не загнешь.

И тут этот четвертый мент вякает:

— Проверка, товарищ капитан. Личность подозрительная, к тому же с габаритным бюстом. Вот и взяли.

И раскрывает мешок с Лениным.

— А, с этим бюстом, — говорит капитан. — С этим не возбраняется. За бдительность хвалю.

Вслед за чем распоряжается отпустить Елдынбаева.

Вот и всё.

Между братьями решено было, что Кирилл субботу и воскресенье ночует у Веньки. Так оно удобнее во всех отношениях, да и Курепову, если что, если вдруг отбой, легче их найти, тем более что мобильник всегда при Веньке.

В первом уже часу, распрощавшись со старшими, они, болтая, спустились к машине, сели, после чего Кирилл спросил:

— Ты чего, пьяный поведешь?

— А чо? — сказал Венька. — У меня номера знаешь какие?

— Пацан ты, — заявил Кирилл и хихикнул. — Слушай, а этот Самат — тот еще жук.

— Ага, — сказал Венька и дал по газам.

В эти десять минут, что Венька мчал по ночным перекресткам, взявшему шефство над Рапохиными Гыге пришлось изрядно потрудиться. Он предотвратил пару столкновений и раза четыре доворачивал колеса, чтобы стремительно мчащаяся машина вписалась в поворот. Он заставлял ментов закрывать глаза на превышение скорости и вольности с проездом на красный свет. А Венька, у которого всё получалось ладно и лихо, как бы само собой, чувствовал себя матёрым профи. Вот оно — это слияние с машиной, о котором можно только мечтать, вот она — эта предельная скупость движений, когда тяжеленный кусок металла и пластмассы повинуется шевелению мизинца. Казалось бы, еще чуть-чуть и можно бросить руль и управлять автомобилем мысленно. И он будет безукоризненно повиноваться.

Знал бы Венька, чего он избежал в эти десять минут, радости бы у него здорово поубавилось.

Но вот они въехали во двор, остановились на стоянке.

Только тогда молчавший всю дорогу Кирилл сказал:

— Странно, что мы сюда доехали. По идее нам бы уже полагалось быть там.

И показал глазами на небо.

— Я знал, что тебе понравится, — сказал Венька…