Дмитрий Баюшев - Планзейгер. Хроника Знаменска [СИ]

Лёшке, однако, дом этот нравился: всё близко, престижно, соседи со звучными фамилиями, под боком кинотеатр Ударник, театр Эстрады, а главное — халява. Где Васька Черемушкин раздобыл такие деньжищи, чтобы купить сразу две квартиры в знаменитой «сталинке», двушку для Дергунова и трешку для себя, Алексей не знал, хотя и догадывался. Первоначально, конечно же, Черемушкина с Дергуновым вселили в ведомственную гостиницу, в один номер, как каких-нибудь педиков, но уже через три дня возник тот самый чемодан денег, который позволил в немыслимо короткий срок приобрести собственное жилье…

На новой работе всё так же складывалось как нельзя более гладко, будто кто-то нашептывал, что нужно делать. Впрочем, так оно и было — именно что нашептывал, и опять же Дергунов догадывался — кто. Этот «кто» остался там, в зыбком тумане загадочного объекта, поглотившем двух отчаянных пареньков, перелицевавшем их вдоль и поперек, так что уже и не понятно было, что от них осталось настоящего, первородного, а потом, заставив обо всем забыть, вернувшем в этот мир.

Такова была версия Дергунова, и он на сто процентов был уверен, что это истинная правда. Тому было много причин, но главная, основанная на чутье опытного журналиста, — она не входила в противоречие с подсознанием. Когда подсознание начинает работать на полную катушку? Ночью, во сне. И именно во сне Лёшка видел такое, что не придумаешь, чего в жизни никогда не встретишь, но что было мучительно знакомо. Маленькие фрагменты послушно выстраивались в нужную картину…

Вскоре после переселения на Серафимовича 2 где-то в середине июля ближе к обеду, торопясь к своему шефу, то есть к Васе Черемушкину, Дергунов со всей дури врезался в выходящего от шефа генерала Семендяева. И всплыло в нем, в Лёшке, что-то загадочное, темное, заставившее говорить таинственно, пророчески, что, в принципе, было ему не свойственно. Будто и не он говорил.

Черемушкин стоял у окна, смотрел вниз на узкую улочку и в задумчивости потирал тронутый подросшей щетиной подбородок. Едва Дергунов вошел, сказал, не оборачиваясь:

— Есть дело на сто тысяч. В городе Невель Псковской области найдешь Сердюка Игоря Степановича и заберешь у него то, что ему не принадлежит.

— А если не отдаст? — спросил Дергунов.

— Вряд ли, — ответил Черемушкин и, повернувшись, ухмыльнулся. — Экак ты Сергея Сергеича-то напугал. Прямо-таки плохо сделалось человеку. Так ведь это сам Семендяев, а там какой-то Сердюк.

Подошел к столу, сел, вынул из ящика желтый конверт, передал Дергунову.

— Здесь билет до Пскова на сегодня на 20.14, адреса в Невеле, данные по Сердюку и артефакту, ну и те самые сто тысяч. От Пскова до Невеля доберешься на автобусе, так, говорят, быстрее. Короче, сориентируешься на местности…. Принес?

— Дали до семнадцати ноль-ноль, крохоборы, — сказал Дергунов, вынимая из черной папки упакованную в целлофан свернутую вчетверо старинную карту. — Копировать отказались наотрез, говорят, что так можно испортить. Да и как скопируешь? Только фотиком.

— Не проблема, — Черемушкин вынул из ящика цифровой фотоаппарат. — Давай, распаковывай, а лучше вот что — дуй-ка ты домой, да подготовься к командировке. Поезд с Ленинградского вокзала. Дуй, дуй, карту я сам верну…

До Пскова Дергунов добрался без приключений, купил на автовокзале билет до Невеля на завтра, ибо на сегодня уже опоздал, устроился без всяких проблем в ближайшую гостиницу, где, ноги в потолок, провалялся на неразобранной кровати, читая газеты и периодически засыпая. Утром, отчего-то весь разбитый, зевая, сел на 506-й автобус, и в 15.15 благополучно прибыл в низенький, не выше трех этажей, зеленый Невель. Не откладывая дело в долгий ящик, застолбил одноместный номер в гостинице «Уют», что располагалась на улице Энгельса, и направился в музей истории, которым заведовал Сердюк Игорь Степанович.

В музее Сердюком давно не пахло. Как объяснила экскурсовод, она же уборщица, она же главбух Нинель Эвальдовна Коробченко — приболел, сердечный, с месяц уже на больничном. Где искать? Дома, поди, с деревяшками возится. Он рукодельник, кличка папа Карло…

Следует добавить, что Нинель Эвальдовне чуть за тридцать, она блондинка, у нее нежная белая кожа, губы розовые, бантиком, огромные голубые глаза, короче — красавица, каких мало. Но толщиною в три обхвата, то есть на любителя. Потом окажется, что бегает она чрезвычайно быстро…

Сердюк жил на окраине в собственном двухэтажном доме из белого кирпича. Участок был обнесен крепким двухметровым забором с глухими воротами и калиткой, что говорило о рачительности — не перемахнешь вот так запросто. На звонок Сердюк не отозвался. Были на участке яблони, три вишневых дерева, пара сливовых, облепиха, кусты смородины и малины. Рядом с домом имели место просторный гараж и халупа-мастерская. Всё не новое, но старикан-сосед назвал Сердюка куркулем и посоветовал в дырку в заборе, что выходил на пустырь, не лазить, собака здоровенная и злющая. Дырка оставлена специально, чтобы кто-нибудь влез, чтобы собачонка потешилась, развеялась от скуки. И ведь кусает, зараза, в задницу, не прокусывая одежду, так прищемит, что потом не сядешь.

— А что же её не слышно? — спросил Дергунов.

— Притворяется, — уверенно ответил сосед. — И сам Сердюк притворяется, что его нету, хотя я лично видел, как он из дома в мастерскую прошлепал. У него там будь здоров какое производство. И топчанчик, чтобы отдыхать без отрыва.

— Папа Карло, говорите? — уточнил Дергунов.

— Тот ещё, — согласился сосед и подмигнул. — Лишний рот ему не нужен, сахарок-то нынче дорог.

— Вот даже как, сахарок, первачок — сказал Дергунов. — Как же его оттуда выкурить? Дело первостепенной важности. Ладно, не буду вам мешать.

Вновь позвонил в калитку, никто не отозвался, но теперь он точно услышал, что по ту сторону кто-то дышит, посапывает.

Что ж, придется рисковать.

На пустыре он нашел дрыну поувесистее и решительно полез в узкую дырку, держа дрыну перед собой.

Пес, здоровенный коричневый Мастиф, стоял в двух шагах от дыры, высунув язык и озорно поглядывая на Дергунова. Ему даже показалось, что пес подмигнул. В следующую секунду Мастиф молча прыгнул на него, и тут ноги сами понесли к далекой мастерской. Могучие челюсти сомкнулись на тощей заднице экс-журналиста с такой силой, что перехватило дыхание. Дергунов упал, выронив дубину, заелозил под придавившей его тушей, но вдруг пес отпустил, коротко вякнул и с грохотом повалился рядом.

Дергунов поднялся, принялся отряхиваться, косясь на пса. Он был жив и тоже поглядывал на него, всем видом показывая — хочу и лежу, мой двор, но что-то с ним было не то. У Лёшки зарябило в глазах, потом он увидел призрачную фигуру в хламиде, которая вышла из-за яблони. Ба, да это же темнокожий Мортимер.